Шедевры и преступления. Детективные истории из жизни известного адвоката - Александр Андреевич Добровинский

Однако есть и один положительный момент. Это легкость свиданий с заключенными. Ты приходишь в тюрьму, заполняешь анкету, показываешь удостоверение личности, сдаешь все вещи, кроме бумаг и бумажных денег, и идешь на досмотр. Пройдя несколько тяжелых пуленепробиваемых дверей, посетитель попадает в большую комнату со множеством столов и стульев. По периметру зала стоят автоматы с напитками, булочками, бутербродами, кофе и жареными курицами. Над всем обществом возвышается на трибуне «вертухай», с неудовольствием не понимая и с удовольствием не вслушиваясь в людской гул на всех языках мира сидящих за столами. Просто ООН в миниатюре.

Павлик, несмотря на юный возраст, держался очень достойно, даже можно сказать, по-зэковски прилично. Прекрасно владея английским языком, он избрал тактику «моя твою не понимай», что имело большое количество преимуществ: он не поддавался на провокации гнуснейшего бывшего угнетенного населения, а когда его пару раз вызывали на допросы, он требовал переводчика и поэтому имел в два раза больше времени для обдумывания ответа. Мы просидели часа три, выпили ведро бурды под названием «кофе», обсудили мой поход в ФБР и к адвокатам, в результате всего распрощавшись уже почти друзьями.

В этот вечер за ужином в итальянском ресторане я не заснул аж до десяти тридцати.

На следующее утро, согласно обеим договоренностям двухнедельной давности, я появился в проходной ФБР в downtown. По-нашему – «нижний город». На самом деле даунтаун только частично населен «даунами», а вообще-то это деловой центр Нью-Йорка. Там все когда-то начиналось, там же и знаменитая Уолл-стрит, и место, где стояли уничтоженные террористами башни-близнецы. Большое сероватое здание шедевром архитектуры явно не являлось. Впрочем, от того, что здание КГБ на Лубянской площади давно признано памятником архитектуры, тоже легче многим не становится. Процедура прохода напоминала тюремную с той только разницей, что я мог пронести телефон и айпад. Обшарпанные коридоры, драные стулья и легкий запах старья подсказал мне, что во вчерашней тюрьме все было не так плохо и точно чище. Скорее всего, «зондеркоманда» заключенных поддерживала чистоту по приказу администрации. Здесь зэков, энтузиастов швабры, явно для этого не хватало.

Меня провели до не выходящей за рамки здешнего уюта и чистоты переговорной. Все та же серость, драные стулья и запах старья. К моему удивлению, ни на одной из стен я не обнаружил вожделенного зеркала из несметного количества фильмов. По моему представлению, за ним должны были прятаться подглядывающие за мной людишки, но ничего подобного не было и в помине. Заинтересовало меня другое.

На правой от входа стене висела большая доска размером где-то два метра на полтора, сплошь утыканная портретами, сделанными в «стиле ксерокс», разных разыскиваемых ФБР людей. Лица ничего мне не говорили, тем более что надписи под ними были до смешного схожими между собой. Фамилия, имя, год рождения, рост и повторяющиеся слова: «Очень опасен, при задержании может оказать сопротивление».

Попались какие-то незнакомые славянские имена, но не более того. В основном все те же латиносы, черные и несколько итальянцев. Четыре неприятные на вид дамы. И все. И вдруг… Я не мог ошибаться. Нет, ни борода, ни волосы не могли изменить этот прищур глаз, этот нос и, главное, уши, большие и какие-то чуть-чуть угловатые, что ли. Это был он. Тысяча процентов он. Я мог поспорить с кем угодно, кроме своей мамы. С еврейской мамой спорить было бесполезно. Но в этом возможном споре она уже участвовать и не могла.

Быстро сфотографировав удививший меня портрет, я присел за зеленый металлический стол и стал ждать агента ФБР Карла Рассела.

Наконец появилось то, что называется агентом: в неказистом свитере, с папкой в руке и кучей мелко фальшивых извинений за опоздание.

У меня было на руках несколько справок для этого папы Карла.

Первая из немецкой больницы, в которой в течение двух недель находился их пациент и одновременно мой клиент – Павел. Безвыходно. Четыре операции по четыре-пять часов на сломанном в горах колене. Общий наркоз и все такое. Сроки нахождения в больнице прямо попадали на дни пресловутой хакерской атаки, инкриминируемой нашему парню.

Вторая справка была о том, что в больнице во время нахождения в стационаре запрещено пользоваться мобильным телефоном и любым компьютером. Поэтому Паша был лишен возможности делать что-либо такое, за что мечтают его наказать американцы. А в день хакерской атаки ему как раз делали пятичасовую операцию, после которой он еще несколько часов приходил в себя. Состояние, в котором находился Павел в больнице в этот день, исключало какую-либо активность. Как физическую, так и мозговую.

С глубоким отвращением, написанным на лице, агент Рассел читал мое обращение в его контору, говорящее, что в обвинительном заключении со ссылкой на «лучших американских экспертов» четко указано, что все шесть случаев компьютерных атак, в которых обвиняют двадцатилетнего парня с российским паспортом, сделаны одним и тем же хакерским почерком. Думаю, что они сами эту чушь сочинили для острастки и сами на этом попались. В моем письме на имя маромоев прямо написано: если в период двух недель, в течение которых мой клиент находился в больнице, ввиду обстоятельств, изложенных в справках, он совершить деяние не мог, а ваши же эксперты утверждают, что все атаки делала одна и та же рука, то, соответственно, и остальные пять атак Паша сделать никак не мог.

Устно я сообщил, что данные доказательства защита предоставила на стадии следствия, и теперь говорить, что ФБР этого не знало, невозможно, поэтому у них есть два варианта. Первый: выпустить Пашу и закрыть против него дело. Второй: обкакаться на суде перед присяжными. Клиент на сделку не идет и будет ждать суда. Сегодня после обеда я встречаюсь с адвокатами, координаты которых агент Рассел получит в ближайшее время.

Свитер и лицо над его горловиной тряслись от ненависти, провожая меня до выхода. Единственное, что агент процедил мне, прощаясь, это то, что он будет проверять достоверность справок из Германии, а пока их не проверит, заключенный будет под арестом.

Я попросил его в срочном порядке предъявить мне обвинение в предоставлении подложных доказательств ФБР, агента тряхнуло еще раз, и мы расстались в виде иллюстрации к исторической книге о холодной войне.

Встреча с адвокатами была только через три с половиной часа, и поэтому можно было спокойно переждать это время в ближайшей от их офиса забегаловке на Лексингтон. А заодно и подумать. Благо было о чем.

Так. Кофе и бейгл был с утра. Теперь кофе и салат из тунца. Или