Неизвестный Тарковский. Сталкер мирового кино - Ярослав Александрович Ярополов

много таинственных отметин времени. Он что-то искал, не знаю что. Часто на натурных съемках, под открытым небом, особенно когда вблизи была вода – он любил воду, – он отводил маленькие ручейки и протоки и таким образом сам создавал некий ландшафт. Он постоянно был в пути, искал какие-то мотивы, что-то изучал и одновременно создавал.

Сан-Витторино – место съемок одного из эпизодов «Ностальгии». Бегущая по камням вода, развалины храма…

Цитата Тарковского. Когда я в первый раз просматривал материал отснятого фильма, я был поражен темнотой кадров. Материал отвечал настроению и состоянию души, в котором мы снимали его. Но я вовсе не ставил перед собой такой задачи. И все же для меня весьма симптоматично, что камера независимо от моих конкретно запланированных намерений реагировала во время съемок на мое внутреннее состояние. Реагировала на мучительно долгую разлуку с семьей, на отсутствие привычных условий жизни, на новые для меня условия работы над фильмом и не в последнюю очередь на чужой язык. Я был одновременно поражен и обрадован, так как теперь мерцающий передо мной в первый раз на экране результат доказывал, что мое представление о том, что средствами киноискусства можно получить отпечаток человеческой души, единственного в своем роде человеческого опыта ни в коем случае не есть плод праздной игры ума, а бесспорная реальность.

Сцена из «Ностальгии», снятая в Сан-Витторино. Костерок, бутылка водки, пластмассовый стаканчик, томик стихов Арсения Тарковского. Горчаков наливает водку в стакан, пьет. Бредет по воде, говорит: «Надо же отца повидать. У меня там в шкафу пиджак, три года уже висит. Приеду в Москву, сразу надену. Никуда не хожу, никого не вижу…»

Отец режиссера, поэт Арсений Тарковский, читает свое стихотворение:

Я учился траве, раскрывая тетрадь,

И трава начинала, как флейта, звучать.

Я ловил соответствия звука и цвета,

И когда запевала свой гимн стрекоза,

Меж зеленых ладов проходя, как комета,

Я-то знал, что любая росинка – слеза.

Знал, что в каждой фасетке огромного ока,

В каждой радуге ярко-стрекочущих крыл

Обитает горящее слово пророка,

И Адамову тайну я чудом открыл.

Я любил свой мучительный труд, эту кладку

Слов, скрепленных их собственным светом, загадку

Смутных чувств и простую разгадку ума,

В слове правда мне виделась правда сама,

Был язык мой правдив, как спектральный анализ.

А слова у меня под ногами валялись.

И еще я скажу: собеседник мой прав,

В четверть шума я слышал, в полсвета я видел,

Но зато не унизил ни близких, ни трав,

Равнодушием отчей земли не обидел,

И пока на земле я работал, приняв

Дар студеной воды и пахучего хлеба,

Надо мною стояло бездонное небо,

Звезды падали мне на рукав.

Немецкий текст стихотворения на фоне рисунка Андрея – дерево, православный крест над могилой…

Кадры из фильма «Ностальгия». Проход Горчакова со свечой через бассейн Св. Екатерины. Он прикрывает рукой трепетное, готовое погаснуть пламя свечи. С мучительным трудом доходит до конца бассейна, прикрепляет свечу, падает. Бегут люди купавшему Горчакову…

Фотографии из семейного архива – спит маленький Андрей; он со своей матерью; родители с маленьким Андреем, смеющееся лицо Андрея в детстве; он в маскарадном костюме флибустьера у карты мира; мать Тарковского в молодости – выжимает белье на речке; она в украинской рубахе на фоне березок.

Тарковский (из интервью).…Лицо мира изменено. Никто с этим не спорит. И все же я спрашиваю себя, как могло случиться, что спустя тысячелетия мир попадает сейчас в чудовищно драматическую ситуацию? Мне кажется, что человек, еще до того как он изменит окружающий мир, должен изменить свой собственный, внутренний мир. Вот в чем проблема. Этот процесс должен идти параллельно, гармонично развиваясь, не должен отвлекаться на другие проблемы. Худшая ошибка, которую мы сейчас совершаем, состоит в том, что мы хотим учить других, а сами, однако, учиться не желаем. Поэтому мне трудно говорить о том, смогу ли я что-нибудь изменить своим искусством. Чтобы найти способ изменить мир, я должен измениться сам. Я должен сам стать глубже и духовнее. И только после этого я, может быть, смогу принести пользу. А как мы можем рассчитывать на какие-то изменения, если мы сами не чувствуем себя достаточно духовно высокими?..

Фотография Тарковского в зеркале.

На экране – руины храма в Сан-Гальяно, внутри которого снималась финальная сцена фильма «Ностальгия». Русский пейзаж, вписанный в стены итальянского храма…

Цитата Тарковского. Я хотел бы здесь рассказать о русской форме ностальгии, о том типичном для нашей нации состоянии души, которое охватывает нас, русских, когда мы находимся вдали от родины. В этом я видел – если хотите – свой патриотический долг, так, как я его сам ощущаю и понимаю. Я хотел рассказать о похожей на судьбу связи русских со своими национальными корнями, со своим прошлым и своей культурой, своей землей, друзьями и родными, о той глубинной связи, от которой они не могут отрешиться всю свою жизнь – куда бы ни забросила их судьба. Русским трудно переориентироваться, приспособиться к новым условиям жизни. Вся история русской эмиграции показывает, что русские – «плохие эмигранты», как говорят на Западе. Трагическая неспособность к ассимиляции и их неуклюжие попытки усвоить чужой стиль жизни общеизвестны. Могла ли во время работы над «Ностальгией» мне прийти мысль о том, что состояние подавленности, безнадежности и печали, пронизывающее этот фильм, станет жребием моей собственной жизни? Могло ли мне прийти в голову, что я теперь до конца своих дней буду страдать этой тяжелой болезнью?

Тарковский (из интервью).…Впервые я вдруг почувствовал, что кинематограф способен выразить в очень сильной степени душевное состояние автора… Раньше я не предполагал, что это возможно…

На экране – Рим, улица Монсеррато. Дом, в котором жил Тарковский…

Автор. Рим. Первая остановка. С женой Ларисой, приехавшей к нему в сентябре 1982 года, он живет на улице Монсеррато… Из его дневников 1984 года видно, что он внутренне неспокоен. На экране – улицы Рима.

Из дневника Тарковского. 25 мая. Очень плохой день. Тяжелые мысли. Страх. Я пропал! Я не могу жить в России, и здесь я тоже не могу жить!

26 мая. 31-го я должен лететь в Милан, чтобы встретиться с Аббадо[11]. Позвонили из Берлина.