Леонид Колосов - Мёртвый сезон. Конец легенды

А потом похороны. Помпезные. С показухой. И памятник за счет КГБ. Мама была в трансе. И потом долго не могла выйти из этого состояния. Пыталась бороться с горем старым дедовским способом. Но от бутылки становилось еще хуже. А дом наш вдруг опустел. Ни Абеля, ни Крогеров, ни артиста Вячеслава Тихонова, ни сценариста Вайнштока, ни кагэбэшных сотоварищей, которые вроде бы дружили с отцом и веселились часто в квартире на Фрунзенской уже без «клопов»… Не нужны мы им стали. Мне определили пенсию за отца в 200 рублей ежемесячно. В 1970 году это, в общем, равнялось средней зарплате государственных служащих. Мама пошла работать на старое место в ЦНИИП (то бишь институт протезирования), но уже не учительницей, а заведующей канцелярией. Впрочем, она начала очень часто хворать и много времени проводила в больницах. Сестра Лиза закончила МГИМО, и ее распределили на работу в тогда мощное внешнеторговое объединение «Международная книга», имевшее своих представителей практически во всех больших и малых государствах за рубежом. Но, увы, она стала невыездной и ей не было смысла оставаться в этом учреждении…

Я закончил десятилетку. Что делать? Извечный вопрос. Кагэбэшные «опекуны» как в воду канули. К точным наукам я пристрастий не имел, техникой тоже увлечен не был. Типичный гуманитарий. Явился в свой районный военкомат. Покрутили меня там, покрутили и направили в Московское Высшее пограничное краснознаменное командное училище КГБ СССР. Тут уж, не скрою, помог один друг отца с Лубянки. Тот, которого я до сих пор помню и уважаю. На третьем курсе я женился. Жила по соседству девушка Таня. Отец у нее фронтовик, мать — бывшая радистка. Хорошая семья. Но не богатая. Впрочем, разве настоящая любовь совместима с расчетом? А когда родился через год наш сын, которого в честь деда назвали Кононом, все же о деньгах пришлось подумать. И решили мы с Татьяной податься в отдаленные районы, там ведь платили больше. Попросился я в Мурманскую область. И направили меня заместителем начальника погранзаставы неподалеку от поселка Никель, то бишь на советско-норвежскую границу. Дослужился там до начальника заставы. Но богатыми мы не стали. Таня была безработной, а наш сынишка Конон рос не по дням, а по часам. Вернулись в Москву. Тогда в моей судьбе принял участие чудесный человек, истинный друг покойного отца Николай Владимирович Губернаторов, доктор исторических наук и генерал-майор в отставке. Он преподавал в Высшей школе КГБ СССР и помог мне устроиться туда на преподавательскую работу. Дослужился я до майора, стал заместителем начальника курса контрразведки. А потом надоело. Подал, рапорт об уходе, прошел медицинскую комиссию — и гуд бай! Подался в бизнес… Нет, по стопам отца я бы не пошел. И сыну запретил. Одного разведчика в династии Молодых более чем достаточно…

Недавно начальник Службы внешней разведки России генерал Трубников в интервью «Общей газете» сказал о моем отце: «Это был прекрасный, изумительный нелегал, потрясающего таланта. Нельзя сказать, что все наши разведчики — сплошные Кононы Молодые. Он — личность уникальная…»

Потом генерал добавил: «Но я думаю, что пройдет полсотни лет, и мы узнаем, что в конце 90-х работали в разведке люди, по таланту и личным качествам нисколько не уступавшие Молодому…»

Может быть… Но воздайте должное тем, кто покоится на Донском кладбище, не ожидая, когда пройдет еще полвека.