Фитин - Бондаренко Александр Юльевич

Но если Сталин, как оказалось, несколько переоценивал разумность своего противника, то Гитлер своего противника явно недооценивал. Между тем уверенность в грядущей «шестинедельной войне» свидетельствовала не только о недальновидности германских стратегов, но и о слабости и недоработках немецкой разведки, которая не смогла дать руководству Третьего рейха объективного представления о силах, возможностях и экономическом потенциале советской стороны. Спасибо товарищу Берии, установившему в стране жёсткий контрразведывательный режим! Говорим без всякой иронии, потому как такая политика отвечала высшим интересам нашего государства.

Известно, что у Павла Михайловича давно уже возникла идея создания некоего, пока что нештатного, — ибо ни в структуре 1-го управления, ни в структуре НКГБ вообще такого подразделения предусмотрено не было, — «информационно-аналитического центра» или отдела. Решение это было реализовало весной 1941 года, причём заняться «аналитикой» было предложено всё тому же Павлу Матвеевичу Журавлёву, руководителю германского отдела, и его заместителю Зое Ивановне Рыбкиной. Это были опытные и безотказные сотрудники, в которых Фитин не сомневался, но главное — военная угроза исходила именно с их направления, они были, что называется, «в теме», так что поручать это дело кому-то иному было бы просто неразумно. Вот и получилось, как в той пословице: «кто везёт — на том и едут». Ну а что тут было делать?

Зоя Ивановна Рыбкина вспоминала:

«Нашей специализированной группе было поручено проанализировать информацию всей зарубежной резидентуры, касающейся военных планов гитлеровского командования, и подготовить докладную записку. Для этого мы отбирали материалы из наиболее достоверных источников, проверяли надёжность каждого агента, дававшего информацию о подготовке гитлеровской Германии к нападению на Советский Союз.

Из надёжных источников нам стали известны зловещие планы Гитлера. Среди наших агентов, действовавших в самых разных странах, были люди самоотверженные, беспредельно преданные и активно помогавшие нам»[273].

О том же самом, с некоторыми дополнительными подробностями, пишет и бывший заместитель начальника разведки генерал Судоплатов:

«...Журавлёв и Зоя Рыбкина завели литерное дело под оперативным названием “Затея”, где собирались наиболее важные сообщения о немецкой военной угрозе. В этой папке находились весьма тревожные документы, беспокоившие советское руководство, поскольку они ставили под сомнение искренность предложений по разделу мира между Германией, Советским Союзом, Италией и Японией, сделанных Гитлером Молотову в ноябре 1940 года в Берлине. По этим материалам нам было легче отслеживать развитие событий и докладывать советскому руководству об основных тенденциях немецкой политики...»[274]

Не секрет, что «мемуары» Павла Анатольевича Судоплатова, произведшие в своё время фурор и даже вызвавшие общественное потрясение своей откровенностью, создавались, если говорить объективно, зарубежными авторами или литзаписчиками (по таковой причине мы и взяли слово «мемуары» в кавычки), а потому при работе с ними внимательному исследователю частенько приходится отделять «плевелы от пшеницы». Вот и здесь: каких-либо предложений по «разделу мира» на переговорах наркома иностранных дел В. М. Молотова с рейхсканцлером А. Гитлером 13 ноября 1940 года сделано не было — обсуждался вопрос «о разграничении основных сфер влияния», или, как был озаглавлен проект секретного протокола, «о разграничении главных сфер интересов четырёх держав», а это совсем не одно и то же...

Зато тот факт, что материалами литерного дела «Затея» пользовалось и руководство 1-го управления, и руководство наркомата, и высшее руководство страны — это для нас представляет интерес. Но и тут нас несколько разочаровали.

— Реально никакого информационно-аналитического подразделения тогда создано не было, — уверенно возразил один из специалистов, прекрасно знающий Службу, что называется, изнутри. — Что-то типа информационной группы было, всё прочее — это легенда, желаемое выдаётся за действительное. Да, сотрудники собирали и подшивали материалы, вот только оценок этих материалов вы у них не найдёте. То есть аналитики-то и нет!

В подтверждение тому нам было предложено критически посмотреть на известный «Календарь сообщений агентов берлинской резидентуры...», речь о котором ещё пойдёт впереди. В «Календаре» этом имеются три графы: «Дата», «Источник», «Содержание материала».

— А где оценки этих материалов? Где аналитика? — спросил наш собеседник. — Как видите, налицо только краткое изложение фактов — пускай и в строгой последовательности. До аналитики мы тогда ещё не доросли...

...Как известно, последующие события внесли в работу внешней разведки большие коррективы, и, в частности, пока что была отставлена идея создания аналитического подразделения, как были приостановлены и некоторые другие проекты. А ведь тогда планировалось многое.

«Накануне войны структура Иностранного отдела эволюционировала в направлении создания специализированных подразделений: от структуры одно отделение — группа стран к структуре одно отделение — одна страна, создания новых отделений.

К сожалению, поздно, только в разгар войны, было создано аналитическое подразделение внешней разведки органов госбезопасности»[275].

Действительно, совсем скоро всё изменится, в том числе, безусловно, и стиль работы руководителей. А пока, очевидно именно к этому времени, у Павла Михайловича, который давно уже был на руководящей работе, определился свой, особенный стиль общения с людьми.

По воспоминаниям ветеранов органов государственной безопасности, работавших с Фитиным в более позднее время, он очень ценил своих сотрудников — он вообще душевно относился к любому человеку и никому никогда не делал ничего плохого. Если же Павел Михайлович замечал, что кто-то из его сотрудников относится к делу недобросовестно или равнодушно, работает, что называется, абы как, он прежде всего старался его заинтересовать. Как-то включить его в процесс, подержать его, помочь, когда что-то не получается, привлечь на помощь других сотрудников. Но если это не давало никакого результата, если Фитин видел, что это бездельник или случайный человек, он просто от него отходил, и к таким людям требование у него был одно — не мешай, вот и всё! При этом он не ругался, не склонял сотрудника на всех совещаниях, не «обвешивал» его взысканиями, не просил руководство наркомата, чтобы того куда-то убрали — он просто не обращал на него внимания, всё общение с ним происходило на уровне «здравствуйте — до свидания», и люди, понимая, что они в этом коллективе лишние, уходили сами, по собственному желанию и без каких-либо негативных для себя последствий... Вообще, Фитин очень быстро понимал людей — была у него на этот счёт какая-то интуиция. Несколько раз побеседует с человеком, присмотрится к нему, оценит его поведение в коллективе — и либо расположится к нему всей душой, либо, что бывало гораздо реже, как-то перестаёт замечать...

Конечно, во время войны такой «демократический» стиль работы с подчинёнными не подходил, но в мирное время, очевидно, был достаточно действенен и эффективен.

В «Личном листке по учёту кадров», заполненном, как мы помним, 12 сентября 1951 года, указано, что в январе — феврале 1941 года Фитин побывал в «спецкомандировке» в Турции. Что, как и зачем — опять-таки неизвестно, мы можем только догадываться.

Ведь если почти до конца 1938 года, пока у власти в сопредельном государстве находился Мустафа Кемаль Ататюрк, Турция занимала лояльную позицию по отношению к СССР и между нашими странами развивались добрососедские отношения, то после кончины первого турецкого президента новое руководство страны стало всё больше склоняться к сотрудничеству с фашистской Германией. В начале 1930-х годов советская разведка в Турции имела достаточно хорошие позиции. Основными задачами резидентуры были: работа по белоэмигрантским и антисоветским националистическим организациям, ведь через Турцию в своё время пролёг один из основных путей исхода из России, и многие наши бывшие соотечественники так и остались на турецкой земле; проникновение в иностранные спецслужбы, что обусловливалось тем, что Турция, как и соседние Иран и Афганистан, являлась одним из мировых «шпионских перекрёстков»; ну и третьей задачей считалось получение политической информации из этого неспокойного региона — и тут уже ничего объяснять не нужно.