Мартин Гилберт - Черчилль. Биография

Ознакомительный фрагмент

По договору с Трансваалем все внутренние дела республики передавались в ведение нового, преимущественно бурского правительства. Мудрость этого решения ставилась под сомнение теми, кто считал, что либеральное английское правительство не может снять с себя ответственность за черное население. Черчилль пояснял одному корреспонденту: «Я, разумеется, не должен оказывать давление на южноафриканские колонии по поводу избирательного права. Но наша ответственность за местные племена останется, по крайней мере, до тех пор, пока федеральное южноафриканское правительство не поставит заботу о них на широкую и прочную основу, не допускающую дискриминации и паники». Черчилль указал лорду Селборну на жалобы местных жителей: «Считаю крайне желательным, чтобы любые ограничения, против которых они возражают, были обязательно учтены или даже полностью сняты, если мы хотим иметь дело с благородной федеральной властью, а не с группой мелких правителей, преследующих свои частные и эгоистичные цели».

Во время работы в Министерстве по делам колоний Черчилль пытался привить колониальной администрации либеральные принципы. Его записки Элгину были настолько откровенны, что в нескольких случаях министр даже просил их заклеивать, чтобы младшие клерки не могли прочитать. «Наш долг, – писал он, в частности, Элгину, – настаивать, чтобы принципы справедливости и безопасности юридических процедур соблюдались строго, пунктуально и педантично». Прочитав доклад об «умиротворении» племен в Северной Нигерии и предложения генерал-губернатора о репрессиях против племени, которое сожгло склад компании «Нигер», Черчилль докладывал Элгину: «Разумеется, если мир в колонии зависит от решительных наступательных действий, мы должны поддержать это. Но постоянные кровопролития в Западной Африке вызывают возмущение и тревогу».

Справедливость – главная забота Черчилля. Когда губернатор Цейлона как причину отказа в просьбе восстановить в должности начальника охраны цейлонских государственных железных дорог назвал «неудобство», Черчилль ответил: «Неудобство бывает неотделимо от справедливости, но это одно из условий, гарантирующих от повторения инцидентов в будущем». В частной записке Элгину Черчилль заметил: «Объяснения губернатора – это мешанина невразумительных аргументов, демонстрирующих полнейшее равнодушие к элементарным принципам справедливости и порядочности. Они если не оскорбляют нравственность, то принижают интеллект. Позвольте торжественно заявить, что Либеральная партия уделяет самое пристальное внимание соблюдению прав личности на основе законов и очень малое – мелкому самолюбию генерал-губернатора. Тон и манеры, с которыми высшие должностные лица цейлонского правительства относятся к дружелюбному, цивилизованному и развитому народу, которым они управляют, вызывают крайнюю озабоченность».

Когда Элгин отказался возбудить по этому поводу дело, как того хотел Черчилль, последовало сердитое частное письмо: «Отклоняя мое предложение, вы не приводите никаких доводов, не пытаетесь рассмотреть самые веские аргументы, которые я искренне изложил вам. Это вызвало у меня глубокое беспокойство». Увольнение железнодорожного охранника на Цейлоне и вторичное осуждение его по одному и тому же делу вызвало новый протест Черчилля: «Сначала предъявить человеку обвинение, – написал он, – затем пересмотреть дело, по которому уже вынесен оправдательный приговор присяжными и судьей, и потом без какого-либо намека на справедливость отменить его на основании мнения чиновников департамента, что этот человек все равно виновен, – значит совершить невообразимую ошибку, причем самым глупым образом. Отправление правосудия на Цейлоне – гнуснейший скандал колониальной службы».

Когда в Натале было подавлено восстание зулусов, он снова выразил протест Элгину в связи с «отвратительной бойней». Либеральные принципы Черчилль отстаивал не только в кабинете министерства. Выступая в Глазго, он представил свое видение картины будущего. «Общая тенденция цивилизации, – сказал он, – направлена на умножение коллективных функций общества. Государство должно играть все большую роль. Оно должно, к примеру, проявлять глубокую заботу о больных, престарелых и прежде всего о детях».

Черчилль поддерживал стремление многих либералов пресечь сверхприбыль от спекулятивного повышения стоимости земли. Он хотел, чтобы государство занялось лесонасаждением и вообще активнее брало на себя роль работодателя. «К сожалению, – говорил он, – железные дороги страны находятся не в наших руках. Кроме того, я с нетерпением жду введения всеобщих стандартов минимального уровня жизни и оплаты труда и искренне надеюсь на их постепенное повышение по мере развития производства. Есть средний путь между капитализмом и социализмом. Я не призываю ослабить напор конкурентной борьбы, но мы можем многое сделать, чтобы облегчить последствия для проигравших в этой борьбе. Мы хотим провести черту, ниже которой не будет опускаться уровень жизни наших граждан. Но выше этой черты они смогут свободно конкурировать. Мы хотим развития конкуренции и не хотим ее ограничивать. Мы не собираемся подрывать устои современной науки и цивилизации, мы лишь стремимся, так сказать, перекрыть пропасть страховочной сеткой».

В конце 1906 г. кандидатуру Черчилля рассматривали на пост министра образования. «Я с ужасом открываю каждую почту, опасаясь подтверждения слухов о том, что могу лишиться вашей помощи», – написал ему Элгин 27 декабря. «Разумеется, мне хотелось бы войти в кабинет министров, – ответил ему Черчилль, – чтобы принять участие в общенациональной, а не только ведомственной политике. Но я вполне представляю, что в ближайшее время не появится вакансия, которая меня бы устроила, а посему буду счастлив трудиться под вашим руководством в Министерстве по делам колоний еще год, если обстоятельства сложатся таким образом».

Черчилль остался у Элгина. Зимой он написал ему: «Никто никогда не видел такого доверия и снисходительности со стороны шефа. Мне повезло с самого начала работы в правительстве. На вашем примере и под вашим руководством я узнал очень многое о том, как ведется официальное делопроизводство, а мог бы в этом всю жизнь оставаться полным невеждой, окажись в каком-нибудь другом месте». Элгин же, занятый больной женой и множеством разных обязанностей в своей родной Шотландии, был рад, несмотря на имеющиеся у них с Черчиллем разногласия, иметь в Лондоне ответственного человека с такой административной энергией.

Зимой Черчилль отдыхал на острове Уайт. «К сожалению, – говорил он Элгину, – на море был полный штиль, и не удалось понаблюдать за огромными волнами, чем я готов заниматься часами». Ему исполнилось тридцать два года. Среди тех, с кем он познакомился в этом году, была дочь канцлера Казначейства Вайолет Асквит. Они оказались рядом за ужином. «Долгое время он сидел, погруженный в свои мысли, – позже вспоминала она. – Потом вдруг словно осознал мое присутствие. Окинув меня мрачным взглядом, он отрывисто спросил, сколько мне лет. Я сказала – девятнадцать. «А мне, – почти в отчаянии воскликнул он, – уже тридцать два. Впрочем, я моложе всех тех, с кем считаются». И закончил афористичной фразой: «Все мы жуки, но я, как мне кажется, жук-светляк».

В марте 1907 г. Черчилль отправился отдыхать в Биарриц, в величественный замок своего друга барона де Фореста и его отца, барона де Хирша. «Король ежедневно обедает или ужинает с нами, – писал Черчилль Элгину, – и, похоже, весьма к нам расположен. Погода восхитительная, очень много моих давних знакомых – и все тори! Постоянно подкалывают, подтрунивают, особенно представители знати, но мне удается достойно парировать». После бесед в Биаррице король Эдуард написал Черчиллю: «Мы много лет были знакомы с вашими родителями (еще до того, как они поженились), а вас с братом знаем с детства. И зная, какими прекрасными способностями вы обладаете, я с большим интересом слежу за вашей политической карьерой. Единственное мое пожелание – чтобы ваши способности были направлены на добрые дела и ваша служба государству была оценена по достоинству».

15 апреля в Лондоне состоялась встреча премьер-министров британских колоний. Черчилль самым непосредственным образом занимался ее организацией. Премьер-министр Трансвааля генерал Бота прибыл со своей девятнадцатилетней дочерью Хелен. В Лондоне распространились слухи, что Черчилль увлекся ею. Слухи оказались ложными, и вскоре он отправился в длительное путешествие по Европе и Африке в сопровождении бывшего слуги своего отца Джорджа Скривингса. В начале сентября во Франции Черчилль посетил маневры французской армии при Ангулеме. Подготовка французских войск произвела на него гораздо большее впечатление, чем «нелепое театрализованное представление немцев», – как он отозвался о маневрах германской армии, которые наблюдал годом ранее.