Коко Шанель. Я сама — мода - Мишель Марли

стул рядом со Стравинским. Мися заметила, как его оценивающий взгляд пробежал по всей компании, наслаждавшейся ужином и весельем, и остановился на Вере Судейкиной, сидящей неподалеку от супруга и Стравинского. Хотя Вера упорно утверждала, что ее отец родом из Чили, большинство друзей знало, что Эдуард Боссе приехал в Санкт-Петербург из Прибалтики. Она действительно вполне могла бы сойти за знойную латиноамериканку и была, даже несмотря на свой непропорционально большой нос, настоящей красавицей. А главное — чем-то напоминала Коко Шанель.

— Простите, я оставлю вас ненадолго, — прошептал Дягилев Мисе, водрузив упавший монокль на место. — Попрошу-ка Веру погадать Стравинскому. Пусть нагадает ему счастливое будущее, может быть, это его немного приободрит. — Он отодвинул свой стул и сказал, обращаясь к Сергею Судейкину: — Садитесь сюда, мой друг, и закажите себе все, что пожелаете, — поверьте, этим вы окажете музыке неоценимую услугу.

Мися посмотрела на Дягилева с неподдельным восхищением. Какая великолепная идея! Да, в вопросах сводничества ей есть чему поучиться у гениального импресарио. Расплывшись в ослепительной улыбке, она повернулась к художнику.

— Что бы вы хотели? Если любите рыбу, советую заказать дораду…

Глава одиннадцатая

Габриэль обняла Дмитрия, когда они вышли из лабо ратории. Она поцеловала его, когда они сели в машину. Она заказала шампанское, как только они пришли в бар отеля «Карлтон» на Круазет, и вскоре была готова подпевать темнокожей певице, исполнявшей там джаз. К счастью, последнее Дмитрий успел предотвратить, перекинув уже изрцдно выпившую Габриэль через плечо и отнеся к их «роллс-ройсу».

На город опустилась ночь. Подтянув под себя ноги и закрыв глаза, Габриэль наслаждалась свежим ветром, дувшим в лицо, и чувством защищенности, которое ей дарил Дмитрий. Она была благодарна ему еще с момента их первой встречи в Венеции, но теперь, когда в лаборатории Эрнеста Бо ее долгие поиски, наконец, увенчались успехом, эта благодарность стала такой всеобъемлющей, что Габриэль казалось, будто ее сердце вот-вот разорвется. Она не знала, можно ли назвать это любовью. Но это совершенно точно была самая глубокая и искренняя привязанность из всех, какие ей доводилось испытывать.

Когда они вернулись в отель, она, окутанная теплом этих чувств, крепко уснула в объятиях Дмитрия.

До отъезда в Париж они еще несколько раз съездили в Ла-Бокку, якобы чтобы продолжать эксперименты по созданию еще более совершенной композиции вместе с Бо. Но на самом деле Габриэль просила Дмитрия возить ее туда лишь потому, что ей отчаянно хотелось быть ближе к своему аромату. Находясь в лаборатории, она с наслаждением вдыхала благоухающие эссенции, из которых он состоял, ей нравилось пахнуть ими до самого вечера, когда они с Дмитрием шли в ресторан. Габриэль изучала каждый нюанс этого запаха, он был с ней повсюду — в ее платьях, в волосах, на коже — и, казалось, стал частью ее самой.

Но увы, вскоре ей предстояло расстаться с ним на некоторое время. Пора было возвращаться: Дмитрий хотел оказаться в Париже не позднее середины апреля, чтобы не пропустить день рождения своей сестры Марии.

Габриэль тоже было пора домой: в ателье уже давно требовалось ее присутствие. До того как на фабрике «Шири» в Грассе начнут производить «Шанель № 5», ей предстояло много важных дел, которые можно выполнить, только находясь в Париже. Нужно придумать флакон и упаковку. Можно, конечно, обратиться к специалистам, и те наверняка предложат массу великолепных идей. Но Габриэль твердо решила не отдавать эту часть творческого процесса в чужие руки. Набросать эскиз флакона и подобрать хорошую упаковку — разве это сложнее, чем делать шляпки и платья? В конце концов, надо хотя бы попытаться. После столь долгих и нелегких поисков Габриэль хотелось, чтобы у ее туалетной воды был собственный стиль. Стиль Коко Шанель. А если у нее самой ничего не получится, то тогда она обратится за советом к Жоржу Шири или Франсуа Коти.

Монте-Карло провожал их проливным дождем. Небо, затянутое свинцовыми тучами, превратило ослепительный Лазурный берег в безликий и безрадостный пейзаж. Переливаясь всеми оттенками серого, морские волны набегали на берег, оставляя на песке хлопья белой пены.

— В горах выпал снег, — сообщил паж, раскрывая зонт, чтобы проводить Габриэль до автомобиля.

— Хорошо, что мы решили не ехать по Дороге Наполеона, — заметил Дмитрий в машине, ощупывая изнутри крышу на предмет возможной протечки. — Отъедем чуть дальше на запад, и погода наладится. Ну что ж, вперед в Марсель!

Автомобиль резко тронулся с места, из-под колес фонтаном брызнула дождевая вода. Переключив скорость, Дмитрий осторожно направил машину в сторону шоссе.

Габриэль молчала, глядя на струйки воды, стекающие по боковому стеклу. Из-за дождя красивые здания за окном расплывались, превращаясь в бесформенную серую массу. Сегодняшнее утро вполне соответствовало ее настроению. Мысль о завершении их счастливых, беззаботных каникул наполняла сердце Габриэль тоской, и она с трудом сдерживала слезы. Отъезд давался ей нелегко. У них оставалось еще несколько дней, чтобы побыть вместе, так как они решили ехать через Прованс и долину Роны, ночуя по дороге. Да и по большому счету ничто не мешало продолжать отношения, вернувшись к обычной жизни в Париже. Но Габриэль боялась, что что-то — или кто-то — нарушит ту магию, которая окружала их все это время.

За окном мелькали дома, скалы, деревья и неприветливый морской берег. Глядя на волны, Габриэль вспомнила, что собиралась спросить Дмитрия, любит ли он ходить под парусом. Несмотря на отчетливый запах весны, витающий в воздухе, было еще слишком прохладно, чтобы отправиться в плавание на арендованной яхте. Зато он явно любил водить машину. Временами его манера езды казалась рискованной, но при этом в нем чувствовался прирожденный водитель, и Габриэль полностью ему доверяла. «Я доверяю ему даже свою жизнь», — вдруг подумала она и улыбнулась, впервые за это утро.

Ницца, Антиб, Канны — мимо пролетали знакомые названия. Погода не улучшалась. Наверное, они еще недостаточно далеко уехали на запад. Дождь, не переставая, барабанил по стеклам и крыше. В кабине было сухо, но Габриэль начало казаться, что сырость, насквозь пропитав ее одежду, добралась уже до самых костей. Она сунула руки в широкие рукава пальто и закуталась поплотнее. Равномерные движения стеклоочистителя убаюкивали — влево-вправо, влево-вправо. Пейзаж за окном не менялся, все сливалось в один сплошной серый цвет… Ее веки отяжелели, она закрыла глаза и вскоре задремала.

Она не знала, сколько времени прошло, но внезапно что-то будто выдернуло ее из сна. Дорога шла то на подъем, то вновь спускалась в долину. Не сбавляя скорости, «роллс-ройс» уверенно катил по мокрому