Александр Новиков - В небе Ленинграда

Попову, конечно, я не стал говорить обо всем этом, Маркиан Михайлович был достаточно сведущ в авиационных вопросах. Я сказал только, что не для того мы потратили столько усилий на улучшение боевой работы авиации, чтобы вновь растащить ее по общевойсковым армиям и ослабить ее ударную мощь. Маркиан Михайлович в знак согласия кивнул головой и на минуту умолк.

- Дело-то вот в чем, Александр Александрович,- сказал Попов.- Я говорил со Ставкой. Ставка считает, что мы не совсем правильно используем авиацию.

Я молчал, ожидая конкретных замечаний.

- Я не согласился с такой оценкой,- продолжал Попов.- Но, видимо, в какой-то мере упрек справедлив.

- Что именно Ставка имеет в виду? - спросил я.

- Ставка находит, что мы неоправданно много действуем по тылам и аэродромам противника и недостаточно помогаем своим войскам непосредственно на поле боя и подступах к нему.

Теперь мне стало ясно, почему вдруг Попов завел разговор об армейских ВВС. Он опасался, что усиление централизованного управления авиацией в какой-то мере оторвет ее от войск, что мы, авиационное командование, станем злоупотреблять своей автономностью. Раньше он так не думал, но замечание Ставки в адрес летчиков, видимо, насторожило командующего фронтом.

Настороженность Попова в его положении и при создавшейся под Ленинградом ситуации была естественной. Обстановка на фронте в конце августа и первых числах сентября обострилась еще больше. Немцы уже заняли Мгу, лишив тем самым Ленинград последнего железнодорожного сообщения со страной, и, обойдя с востока Слуцко-Колпинский укрепленный район, вырвались неподалеку от Отрадного к Неве. На Шлиссельбург быстро надвигалась 20-я моторизованная дивизия гитлеровцев. До установления полной блокады Ленинграда с суши оставались считанные дни. В такой ситуации каждый боевой самолет у нас был на счету, и, разумеется, Попов не мог не думать о том, как мы используем авиацию для решения главной задачи - оказания помощи наземным войскам непосредственно на поле боя.

Я не стал словесно заверять командующего, что действия над полем боя были, есть и остаются главными для летчиков, а просто привел итоги боевой работы ленинградской авиации в августе. Более половины самолето-вылетов, сделанных в августе, было совершено непосредственно по наступавшим войскам противника и по местам их сосредоточения. При наших весьма ограниченных возможностях и многочисленности задач, выполняемых авиацией на фронте и в тылу, это было более чем хорошо. Факты говорили сами за себя, и Попов успокоился.

- Я так и думал,- ответил Маркиан Михайлович,- и Москве сказал, что летчиками мы довольны. Не знаю, почему в Ставке сложилось иное мнение.

Это был последний разговор об авиации в таком плане. В дальнейшем никто не пытался покушаться на сложившуюся у нас систему управления и руководства военно-воздушными силами. Не было и упреков в том, что ленинградские летчики недостаточно помогают наземным войскам на поле боя.

Первая неделя сентября хотя и не была отмечена особенно сильными боями, тем не менее доставила нам немало тревог и переживаний. 1 сентября наша 23-я армия, действовавшая на Карельском перешейке, отошла на рубеж старой государственной границы. Здесь она заняла жесткую оборону и простояла, не уступив больше финнам ни пяди земли, до лета 1944 г.

В районе Красногвардейского укрепленного района враг большой активности не проявлял. Разведка, наземная и воздушная, отмечала лишь усиленное передвижение фашистских войск. Как вскоре выяснилось, немецкое командование проводило здесь перегруппировку, готовясь к новому броску на Ленинград. Наша 42-я армия получила небольшую передышку и, не теряя времени, укрепляла свою оборону.

Но на флангах фронта гитлеровцы вели себя очень активно - через Копорское плато рвались к Финскому заливу, а со стороны Мги пробивались к Ладожскому озеру. Не оставляли немцы и попыток форсировать Неву в районе Ивановского.

На синявинско-шлиссельбургском выступе противник усилил свои войска 12-й танковой дивизией и значительно увеличил поддерживавшую их авиагруппу. Противостоявшие здесь врагу стрелковая дивизия НКВД и отдельная горнострелковая бригада буквально истекали кровью. Вместе с ними мужественно сражался и личный состав нашего 47-го батальона аэродромного обслуживания. 30 августа, когда фашисты под селом Ивановским вышли к Неве, авиаторы первыми встретили врага и отразили все его попытки переправиться на правый берег. Лишь на другой день на помощь им подоспели стрелковые части.

Всю первую неделю не стихали бои и в полосе нашей 55-й армии. Наиболее напряженное положение было в районе Ям-Ижоры, где противник пытался прорвать главный оборонительный рубеж Слуцко-Колпинского укрепленного района и захватить Колпино.

В эти дни мы провели небольшое, но принципиальное организационное мероприятие - за каждой из четырех армий закрепили определенное авиасоединение. 23-й армии оставили 5-ю сад, 8-я всецело перешла на попечение морской авиации, 42-ю стал поддерживать 7-й иак, 55-ю - 8-я иад. Но, разумеется, общее руководство авиацией оставалось в наших руках, и, когда требовала обстановка, мы главные силы перенацеливали на наиболее опасные участки фронта.

С отходом наших войск на старую государственную границу и прорывом немцев к Ладоге чрезвычайно осложнилось положение с аэродромами. Авиации на земле стало так тесно, что мы вынуждены были 2-ю бад и 39-ю иад перебазировать под Волхов и Тихвин. Эти соединения действовали по моим личным заданиям, поддерживая по мере надобности ту или иную общевойсковую армию, в основном 42-ю и 55-ю. Истребители 39-й иад к тому же прикрывали железную дорогу Волхов - Тихвин и водную и воздушную трассы через Ладожское озеро.

В эти дни ленинградцев постигла еще одна беда. 4 сентября около полудня на улицах Московского и Володарского районов разорвались первые вражеские снаряды. Я хорошо помню эти минуты. В 11 часу дня ко мне пришел заместитель главного инженера по вооружению В. Н. Стрепехов. Он пожаловался на задержку с производством новой авиабомбы ЗФАБ-100С. Не помню точно, но, кажется, в начале августа, мы получили сведения, что на складах оборонных заводов скопилось большое число бракованных термитных сегментов артиллерийских снарядов. В то время мы уже испытывали нехватку бомб, особенно зажигательных большого калибра рассеивающего действия. Было предложено использовать для производства такой бомбы бракованные артиллерийские сегменты и пустые корпуса обычной 100-килограммовой фугасной бомбы.

Предложение это было очень кстати, и я незамедлительно доложил о нем А. А. Жданову. Андрей Александрович немедленно в помощь подключил работников промышленного отдела обкома партии.