Майя Плисецкая. Грация и Вечность - Михаил Александрович Захарчук

и, пока не прочитал, – не встал. Разумеется, в первую очередь потому, что ее написал любимый и безмерно уважаемый мною человек. Во вторую, и пусть меня Бог накажет как угодно строго, если кривлю душой или опять-таки лукавлю, потому что книга написана действительно интересно и увлекательно. Даром повествователя Вы обладаете бесспорным (талантливый человек во всем талантлив).

Но есть еще один момент, выгодно выделяющий Вас среди нынешнего сонма «воспоминателей». Вы пишете (а, значит, и думаете) ассоциативно – редкая способность даже у больших литераторов и чему я больше всего у Вас завидую. Еще и потому, что этой способности, как и чувству юмора, научиться нельзя, с таким даром надо только родиться. Чего стоит в этом смысле замечательный анекдот про еврея: «Мое дело сказать». И так у Вас везде: воспоминание, исторический факт, анекдот – все к месту, тютелька в тютельку.

…Коль уж вспомнился анекдот, то вот Вам анекдот-быль. Мой друг журналист из газеты «Труд» берет у Дмитрия Шостаковича интервью: «Какие газеты вы выписываете?» – «Все». – «Неужели?!» – «Да». – «А какие прочитываете внимательно?» – «Все». – «Но все-таки у вас есть какое-то любимое издание?» – «А вы из какой газеты?» – «Из «Труда». – «Вот как раз «Труд» – самое мое любимое издание!»

…И вновь почему-то подумалось, что 16 Ваших лет, проведенных на посту «Главного музыканта России», до обидного мало выписаны. О том же Свиридове мало. А ему многое можно простить хотя бы за музыку к «Метели». Да и к Шостаковичу он, как и Вы, имеет отношение серьезное. Вообще эта троица: Шостакович, Свиридов, Щедрин в русской музыке – а? Не три музыкальных богатыря?

Извините, Родион Константинович, увлекся.

Еще раз спасибо Вам за книгу. Я поздно ее получил – куда-либо сделать отзыв уже возможности не представляется. Но все равно я постараюсь в этом смысле что-нибудь предпринять. Просто так, для себя больше, нежели для какого-то резонанса. А Вы лично, Родион Константинович, предпринимаете что-либо для того, чтобы Ваша книга была переведена на какие-то мировые языки?

Мой поклон Майе Михайловне. Обоим Вам здоровья, здоровья и еще раз здоровья!

Всегда Ваш Михаил Захарчук. 24.02.09 года».

Хождение во власть

Началось оно в 1962 году на съезде Союза композиторов СССР, где Родиона Константиновича избрали в состав секретариата. Он отвечал не всем, но большинству требований тогдашней правящей элиты, которая именовалась казенно номенклатурой. Русский, из православных священников. Беспартийный. Вместе со Щедриным избрали Д. Шостаковича, А. Хачатуряна, Д. Кабалевского, Ю. Шапорина – самых именитых на ту пору советских композиторов. Так мой герой попал в большие «музыкальные начальники». На всех заседаниях он сидел, как правило, «на Камчаткае». Со своим мнением не высовывался, говорил лишь тогда, когда спрашивали. Общественной активностью Щедрин сроду не отличался, всегда исповедуя народную мудрость: слово – серебро, а молчание – золото.

На заседаниях секретариата в основном прослушивалась музыка, которую предварительно отбирала организационно-творческая комиссия. Музыку представляли разную: и интересную, и совсем скучную, серую. Оценивали ее мэтры спокойно и сдержано. Градус напряженности обычно поднимался на прослушиваниях современных, как в то время говорили, «модерновых» сочинений. Каким, к примеру, оказалась кантата «Солнце инков» Эдисона Денисова. Когда слово предоставили Щедрину, как самому молодому секретарю и тоже музыканту-новатору, он спокойно, но совершенно искренне сказал, что кантата ему кажется сочинением подражательным и неодухотворенным. Более того, указал и образец, по лекалам которого и сотворена партитура – «Прерванная песня» Луиджи Ноно. И продолжил: «Я не вижу заслуги в том, что композитор подражает Ноно, а не, скажем, Аренскому. Никакая система гарантировать качества музыки не может. И быть эпигоном Шенберга ничуть не почетнее, чем быть подражателем Даргомыжского».

Денисов не просто обиделся насмерть, но и стал распространять всякие инсинуации про Щедрина. Якобы тот от зависти к нему изничтожил новаторское произведение. Подобного Щедрину-де никогда не написать, потому как стал он чиновником и выполняет указания музыкального замшелого начальства, которое тоже ни бельмеса не смыслит в авангардной музыке и потому чинит всякие препоны прогрессивным композиторам. Обида эта на все лады обсуждалась в тогдашнем обширном советском музыкальном мире. Сторонники Денисова автоматически становились противниками Щедрина. В какое-то время казалось, что между молодыми композиторами действительно существуют определенные мировоззренческие противоречия. Вот именно казалось. Потому как фигуры Щедрина и Денисова по своему весу и значению в отечественной музыкальной культуре просто не сопоставимы. Все равно, что в боксе «тяж» и «мухач». Да и не русский Денисов композитор вовсе, если уж на то пошло. Французский – да. Во всяком случае, ничего «из родных берез» в его крайне немногочисленных сочинениях даже близко не ночевало. Его популярность «на гнилом Западе» – порождена исключительно вследствие идеологического противостояния двух систем. И только. А вот Щедрин – исконно русский творец, хотя и многие годы прожил за границей. Среди сотен его различных произведений не наберется и десятка на зарубежную тематику. Что же касается больших сочинений – опер, балетов, симфоний – нет ни единого, хотя бы отдаленно замешанного на иностранных мотивах. Опера «Лолита» не в счет. Ее автор русский человек, а либретто написал сам Щедрин.

На мой вопрос, не сожалеет ли Родион Константинович о своей давнишней оценке опуса коллеги, не считает ли, что тогда следовало промолчать, последовал такой ответ:

– И да, и нет. Похвал из себя я исторгнуть не мог. Совсем далека от меня такая рисованная музыка, сделанная к тому же по мерке с чужого плеча. Только промолчать или пропустить прослушивание всегда шансы есть. Следовало быть подипломатичнее. Но что уж поделать: прямота моя часто бывала моим врагом. Комплиментщик из меня всегда плохой. Но вот злопамятность Денисова меня временами даже удивляла. Ведь после того досадного случая я на всю жизнь приобрел энергичного, последовательного и умного врага, умевшего для каждого слушателя своих небылиц подобрать подходящую краску, оттенок, интонацию, да и саму «историю». Так что, наверное, лучше было бы мне тогда промолчать. С другой стороны, что такого трагичного случилось с Денисовым после моей критики? Его сослали в Сибирь? Отправили в тюрьму? Повесили? Распяли? Да ничего не произошло. Как писал он свою музыку, так и продолжал писать. Преподавал в Московской консерватории, так и продолжал преподавать. Последние годы существования Союза композиторов СССР стал секретарем Союза, заместителем Хренникова. Заведовал иностранными делами композиторов. Альфред Шнитке очень точно определил происходящее вопросом Денисову в лоб: «Как же можно было усесться в телегу со старым кучером?»

А я добавлю к словам Щедрина. Позже, живя в Париже, Денисов со злорадным рвением внушал каждому встречному, как он страдал, как притеснен был