Гончаров - Юрий Михайлович Лощиц

«Это был какой-то всепоглощающий, ничем непобедимый сон, истинное подобие смерти». Впрочем, даже сама смерть ленится навещать Обломовку, «а если кто от старости или от какой-нибудь застарелой болезни и почил вечным сном (заметим, не умер, не скончался, но именно „почил вечным сном“. — Ю. Л.), то там долго после этого не могли надивиться такому необыкновенному случаю».

Волшебному царству сна, разумеется, противопоказан любой вид движения, действования, делания. Соответственно этому закону и Обломовка — мир принципиального, возведенного в абсолют безделия. Единственный освященный традицией вид труда здесь — изготовление и поедание пищи. Апофеоз насыщения в Обломовке — вкушение громадного пирога. Он поглощается в течение пяти дней, то есть почти до следующего пирога. Нужен ведь и отдых, хоть небольшой.

Таково это «сонное царство», где почти никто не работает и не умирает, где главное занятие — разнообразные виды сна, где не случается моров и нашествий, холодных зим и чрезмерно жарких лет, где никогда не бывает «ни страшных бурь, ни разрушений», «ни грабежей, ни убийств, никаких страшных случайностей», куда «саранча не залетает», где «грозы не страшны», а звезды «дружески мигают с небес», где безбоязненно «избы отворены настежь», и самая дряхлая из них каким-то чудом висит над оврагом и давно бы уже должна провалиться, но все держится, и, чтобы войти в нее, гость непременно должен попросить избу «стать к лесу задом, а к нему передом», где, наконец, никто не желает быть пробужденным для другой, пускай и более прекрасной, действительности, потому что и так хорошо.

«Сонное царство» Обломовки графически можно изобразить в виде замкнутого круга. Кстати, круг имеет прямое отношение к фамилии Ильи Ильича и, следовательно, к названию деревни, где прошло его детство. Как известно, одно из архаических значений слова «обло» — круг, окружность (отсюда, «облако», «область»). Такой смысл как будто вполне соответствует мягкокруглому, шароподобному человеку Обломову и его округлой, мирно блаженствующей вотчине.

Но еще явственнее в фамилии Ильи Ильича проступает другое значение, и его, на наш взгляд, и имел в первую очередь в виду автор. Это значение обломка. В самом деле, что такое обломовское существование, как не обломок некогда полноценной и всеохватной жизни? И что такое Обломовка, как не всеми забытый, чудом уцелевший «блаженный уголок» — обломок Эдема? Здешним обитателям обломилось доедать археологический обломок, кусок громадного когда-то пирога. Вспомним, что пирог в народном мировоззрении — один из наиболее наглядных символов счастливой, изобильной, благодатной жизни. Пирог — это «пир горой», рог изобилия, вершина всеобщего веселья и довольства, магическое солнце материального бытия. Вокруг пирога собирается пирующий, праздничный народ. От пирога исходят теплота и благоухание, пирог — центральный и наиболее архаический символ народной утопии. Не зря и в Обломовке царит самый настоящей культ пирога. Изготовление громадной сдобы и насыщение ею напоминают некую сакральную церемонию, исполняемую строго по календарю, из недели в неделю, из месяца в месяц. «Сонное царство» Обломовки вращается вокруг своего пирога, как вокруг жаркого светила.

Словно для того, чтобы подчеркнуть впечатление сказочности создаваемого им мира, писатель вводит в «Сон Обломова» персонаж, на который приходится во всей этой части романа едва ли не наибольшая смысловая нагрузка. Вспомним: Илюша «в бесконечный зимний вечер робко жмется к няне, она нашептывает ему о какой-то неведомой стране, где нет ни ночей, ни холода, где все совершаются чудеса, где текут реки меду и молока, где никто ничего круглый год не делает, а день-деньской только и знают, что гуляют все добрые молодцы, такие, как Илья Ильич, да красавицы, что ни в сказке сказать, ни пером описать».

Весь сказочный быт Обломовки словно нашептан няней. Она — душа «сонного царства», его добрая волшебница. Именно ей обломовская действительность обязана своим наивным очарованием. В образе няни, может быть, всего отчетливей обнаруживается своеобычие гончаровского мифологического реализма. С одной стороны, няня Илюши — традиционное лицо усадебного и крестьянского быта XIX века, какое мы нередко встречаем в других произведениях той же эпохи. Но с другой — эта старуха куда древней своего века и своих сказок. В ее образе олицетворена легендарно-бессмертная прапамять множества поколений: исконные представления о добре и зле, о страшном и прекрасном. Няня «влагала в детскую память и воображение» — ни много ни мало — «Илиаду русской жизни».

Богатейший репертуар обломовской сказительницы подробно изложен на страницах романа, и «сонная тема», как нетрудно уже догадаться, играет в этом репертуаре ведущую роль. Тут и повествования о «спящих царевнах, окаменелых городах и людях», и подробно комментируемая сказка о Емеле-дураке, и богатырский цикл, представленный прежде всего сказаниями об Илье Муромце.

«Русская Илиада», как известно, и начинается с Ильи Муромца, и почему бы не предположить, что эта смысловая рифма (Илья — Илиада) вполне сознательно использована автором. Но тогда в «Русскую Илиаду», как едва ли не последнее ее предание, по праву должен войти и наш Обломов. Ведь аналогия, проведенная в романе между богатырем, который тридцать лет сиднем просидел в своей избе, и Ильей Ильичом, тоже достаточно прозрачна.

И все же основной фольклорный прообраз Обломова в романе — не былинный богатырь Илья, а мудрый сказочный дурак Емеля. «Там есть добрая волшебница, являющаяся у нас иногда в виде щуки, которая изберет себе какого-нибудь любимца, тихого, безобидного — другими словами, какого-нибудь лентяя, которого все обижают, — да и осыпает его ни с того, ни с сего, разным добром, а он знай кушает себе да наряжается в готовое платье, а потом женится на какой-нибудь неслыханной красавице Милитрисе Кирбитьевне».

В одной этой фразе — почти целая программа романа, почти вся судьба Обломова. Потому что это ведь его, Обломова, будут дурачить, морочить, водить за нос и надувать все, кому не лень, — начиная с обломовского старосты, с явных негодяев Тарантьева и Мухоярова и кончая даже преданным лакеем Захаром, даже лучшим другом — Штольцем. И это ему, Обломову, напоследок судьба пошлет в жены красавицу Выборгской стороны Агафью Матвеевну — новую Милитрису Кирбитьевну.

Сказочная атмосфера, сконцентрированная в «Сне Обломова», постепенно охватывает все пространство романа. Домик на Выборгской стороне также попадает в зону действия «сонного царства». Именно здесь в сознании нашего петербургского Емели реальность и сказка окончательно теряют свои границы. Вымышленное и действительное совпали, «настоящее и