Раиса Горбачева - Я надеюсь…

Николай Губенко».

И вторая — записочка от Георгия Хосроевича Шахназарова. Дорогая Раиса Максимовна! Сердечно поздравляю Вас с днем 8 Марта… На Вашу долю выпала удивительная судьба — и счастливая, и в чем-то немилосердная. Но и подарки ее, и удары Вы переносите с большим человеческим достоинством. Если браки действительно заключаются на небесах, Бог постарался дать Михаилу Сергеевичу спутницу жизни в согласии с предназначенной ему миссией… Искренне Ваш Шахназаров».

Георгий Владимирович, может быть, это и есть счастье? Или…

Вот один из дорогих для меня подарков, сувенир «Vanity Fair» — «Ярмарка тщеславия» Теккерея. Первое издание книги в Лондоне, 1848 год. Подарила мне эту книгу г-жа Тэтчер. Роман выдающегося романиста заканчивается вопросом: «Which of us is happy in this World?» — «Кто из нас счастлив в этом мире?»

Работа закончилась. Меня проводили вниз, до самого крыльца, где уже ждала машина, я поцеловал хозяйке руку. Она осталась на крыльце, где — как чистотою в горнице — тоже сквозило весной. Дом за ее спиною освещен скупо, выборочно — никаких иллюминаций. Прежде чем шагнуть в машину, я так и запомнил их: дом, неяркий витраж дверного проема, женщина на пороге…

Да, и мне приходилось читать, как на Западе Р. М. Горбачеву называли «тайным оружием Кремля», давая понять, что человеческое обаяние тоже способно приносить вполне осязаемые политические дивиденды. Но у меня не идет из головы картинка, увиденная перед Дворцом шахтеров в Донецке: Горбачева берет, как товарку, за руку женщину, по виду работницу, которая хочет что-то сказать, но никак не может пробиться к начальству, и вводит ее в круг жаркой политической и производственной дискуссии. Не идет из головы, наверное, еще и потому, что так часто повторялась она, эта картина, на моих глазах. Не только в Донецке, не только в Свердловске или Нижнем Тагиле…

И вот я думаю сейчас, на обратном пути в Москву: а в самом Кремле? Чье «оружие» — а это ведь факт, что она там не просто фарфоровая статуэтка, — она в самом Кремле?

Сегодня, когда знаю об этой женщине больше, чем кто-либо другой, такой же посторонний для нее, как я, для меня яснее и ответ на этот вопрос. Как бы элегантна и даже рафинированна ни была она в коридорах власти, по-своему очеловечивая их, делая привлекательнее, наряднее и даже любопытнее для широкой публики, следом за нею, как ведомые ею за невидимую руку, входят, мне кажется, под любые позолоченные своды ее же перелетное, с нуждой и невзгодою, детство, слепые калеки, нетрезво певшие на наших послевоенных перронах и так печально запомнившиеся ей, входит издерганная нашими сегодняшними унизительными нехватками и неустройствами женщина шахтерских предместий…

Если на Западе Раиса Горбачева — «оружие Кремля», то в самом Кремле, мне кажется, она — «оружие» самых безоружных. Дай-то Бог!

В чем ее феномен?

Недавно прочитал где-то любопытное сообщение. Группа специалистов изучила современные массовые представления о женской красоте — я только не знаю, что за специалисты то были: по женской красоте или статистике. Изучила и свела их воедино, обобщила. Обобщение вышло ошеломляющим: идеалом оказался идеал стандарта. Лщо, составленное из самого стандартного, тютелька в тютельку, носа, из самых стандартных губ, бровей и т. д. Симметрия властвует не только над миром, но и над нашим воображением, оказывается, тоже! Чем меньше индивидуальности — тем привлекательнее. Индивидуальность есть отклонение? — во всяком случае, от массовых представлений о красоте.

В России уже из чувства самосохранения жена первого руководителя чаще всего ни на миллиметр не выступала из тени самого руководителя. Чем тщательнее подогнаны они друг к другу — жена и тень, — тем спокойнее.

Р. М. Горбачева подчеркнуто сторонится любых официальных властных структур: если и заседает где, то лишь на общественных началах и только не в центре стола, не на первых ролях. Не могу сказать, что она хоть где-то «выпадает» из политических контуров мужа или допускает какую-либо отсебятину. Не выпадает. И чрезвычайно щепетильна в этом. Мне кажется, даже ритм речи ее, особенно перед телекамерой, обусловлен не только многолетней преподавательской практикой, но и жестким внутренним самоконтролем.

Контуры совпадают, и все же налицо совершенно очевидное причудливое свечение по краям. Правда, я бы назвал это не феноменом Горбачевой, а феноменом Горбачевых. Она позволяет себе индивидуальность, что выражается прежде всего в чувстве собственного достоинства, он же к этому чувству относится с неизменным, без нажима, уважением… Это и есть их феномен — феномен сохранения индивидуальности.

…Светской рассеянной болтовни, как я заметил, она не любит. Прочно держит в своих руках нить любого разговора. Чутко реагирует на ваше удачно найденное слово, нетривиальную мысль, но и на "молоко» реагирует тоже — едва ли не с большей зоркостью. В общем, женщина, чью книжку вы сейчас листаете, не из тех, беседуя с которыми отдыхаешь умом — последний желательно держать в работоспособном состоянии.

Эта женщина и не из тех, кто отводит глаза от правды: не знать, не видеть, не слышать. Не отводит и, в свою очередь, сама предпочитает называть вещи своими именами. Я не знаю, много ли в высшем советском истэблишменте лиц, говорящих Президенту чистую правду — при всем его демократизме. Но что она — одна из них, я в этом убежден, потому что сам это неоднократно слышал. Хотя именно ей, наверное, сказать ему эту чистую правду бывает и больнее, и труднее, чем кому-либо.

Есть ложь во спасение. Она же, мне кажется, считает, что спасительной может быть только правда, как бы горька она ни была. Это больше соответствует ее характеру и тому прошлому, что лежит у нее за спиной…

Мои надежды

Эти заключительные строки книги пишу поздно вечером. Только что закончилась главная программа новостей советского телевидения — «Время». Был в ней и сюжет, имеющий прямое отношение к нашей последней встрече с Р. М. Горбачевой. Дело в том, что, показывая мне на кипы приветственных адресов и телеграмм в связи с шестидесятилетием мужа, она сказала в тот день;

— А один человек, пенсионер, пчеловод с Украины, прислал, кажется, тонну меда — в подарок Михаилу Сергеевичу.

Почему «кажется»?

— Да вот уведомление — мол, надо получить тонну меда. А я думаю: ошиблись, наверное. Вместо килограмма написали «тонна».

— Давайте расскажем об этом меде в книжке — интересно.

— Вряд ли стоит, — засомневалась она. — Все-таки надо узнать поточнее: вдруг и впрямь описка или еще какая ошибка.