На линии огня - Семён Михайлович Борзунов

на корпусе, от интенсивной стрельбы осыпалась краска и на пушке. Башня была испещрена вмятинами и напоминала человеческое лицо, изуродованное оспой.

В задней части танка зияла вторая пробоина. Танкист, осматривая машину, приговаривал:

— Ничего, родная, залечим…

— Здорово долбанули вас, — сказал кто-то.

— Это не тяжелая рана, — спокойно ответил танкист. — Пушка и мотор живы — значит, танк цел…

Я спросил:

— Чей это?

— Командирский! — ответил он и с грустью добавил: — Два дня не выходил из боя. Вчера в нем сгорел башенный стрелок. Мы его здесь похоронили. — Солдат показал в ту сторону, где среди деревьев виднелся небольшой холмик, уже запорошенный снегом.

— А где же остальные члены экипажа?

— Механик-водитель сильно обгорел, в госпиталь отправили… — Танкист, видимо, не был расположен к разговору с незнакомым человеком. Заметив кого-то, показал рукой: — Вон товарищ политрук идет, он в том бою оставался за командира. Спросите, расскажет обо всем…

Я повернулся и в нескольких шагах увидел плотного, на вид сурового танкиста лет тридцати. Он был в черной меховой куртке, ватных брюках и больших кирзовых сапогах. На узком невоенном поясе, почему-то с левой стороны, болталась массивная, необычного вида кобура. Из нее торчала рукоять парабеллума. Низко на лоб сдвинута шапка-кубанка, из-под которой виднелись окровавленные бинты. Большие черные глаза были воспалены, губы сильно потрескались — из них сочилась кровь.

Я назвал себя и сказал, что собираю материал для газеты о людях полка.

— Чапичев! — отрекомендовался политрук и сразу оживился. Взгляд его потеплел. На лице мелькнула улыбка. — Вы приехали кстати. Третий день отбиваем непрерывные атаки. Что ни солдат — то герой! Рассказать о них в газете надо. Обязательно. Сам бы написал, да времени ни черта нет. Фашист не дает ни минуты покоя…

И как бы в подтверждение его слов неожиданно начался обстрел командного пункта. Вражеские мины густо ложились вокруг танка, и осколки со свистом разлетались во все стороны.

— Силаков! — невозмутимо обратился политрук к солдату, стоявшему у танка. — Проводите корреспондента в землянку, захватите побольше гранат и догоняйте меня: буду в третьей…

Так я познакомился с Яковом Чапичевым.

В конце 1941 года Ленинград переживал очень тяжелые дни. Фашистские войска, потерпев поражение в лобовой атаке на город, стали обходить его с восточной стороны. Они прорвались к Ладожскому озеру и вскоре овладели крепостью Шлиссельбург. С севера Ленинград был блокирован белофинскими частями. Город, таким образом, оказался в полном окружении. Связь с Большой землей осуществлялась лишь по воздуху, а в зимнее время — по знаменитой ледовой Ладожской трассе, получившей название «дорога жизни». Но немецко-фашистское командование попыталось лишить ленинградцев и этой возможности. Оно разработало план глубокого обхода Ленинграда с юго-востока, решив нанести мощный удар из района Чудово в направлении Тихвина и Волхова. Гитлеровцы намеревались тем самым соединиться с финскими войсками, оборонявшимися на реке Свирь, и замкнуть восточнее Ладожского озера большое кольцо вокруг Ленинграда.

В середине октября враг перешел в решительное наступление. Пробив брешь в стыке наших 4-й и 52-й армий, он устремился в направлении Тихвина…

Но вернемся к герою повествования. Разумеется, в землянке мне делать было нечего, и я отправился вместе с Чапичевым: корреспонденту важно видеть все своими глазами.

— Правильно, — одобрил мое решение Чапичев. — Так будет веселее… Я ведь тоже, скажу по секрету, никакой не танкист… По нужде стал танкистом. Газетчик я: работаю в нашей дивизионке… — уже на ходу, как бы между прочим, но с подчеркнутой гордостью сообщил Чапичев.

Эти слова поразили меня и обрадовали. Встретить коллегу на передовой линии фронта, да еще в роли командира танка — такое случалось не часто! Теперь мне стала ясна брошенная им фраза: «Сам бы написал, да времени ни черта нет…»

Пока мы пробирались к третьей роте, я кое-что еще выпытал у Чапичева. Узнал, что в дивизии на должности инструктора-литератора он служит с мая 1940 года; что танкисты прибыли сюда с Дальнего Востока и уже несколько дней подряд ведут ожесточенные бои против гитлеровцев.

РЯДОВОЙ ГАЗЕТНОГО ФРОНТА

Скоро мы снова встретились с Яковом Чапичевым. Встретились уже в редакции: по моей рекомендации его назначили литсотрудником нашей армейской газеты «В бой за Родину».

Наш новый корреспондент быстро прижился в коллективе. Он умел оперативно организовать от солдат и офицеров корреспонденции, написать статью и очерк о герое. Но больше всего он любил поэзию. Стихи у него получались боевыми, и солдаты тепло отзывались о них.

Много раз мы с ним бывали вместе. Но особенно запомнилась мне ночь накануне 7 ноября 1941 года. Было это в Тихвине. Мы только что вернулись с переднего края. Враг находился уже недалеко от города. Пришлось срочно погрузить в машины редакционные архивы и организовать круглосуточное боевое дежурство.

Кончился тусклый ноябрьский день. Быстро наступила ночь. Погода стояла морозная. Улицы заметены снегом. Небо покрыто плотной завесой туч. Все, кто в этот день находился на месте, несли дежурство вокруг здания, в котором размещалась редакция.

Поздно ночью заступили на пост Яков и я. Инструктируя нас, редактор строго сказал:

— Если немцы прорвутся — будете прикрывать наш отход. Главное — спасти людей и типографские машины, чтобы обеспечить бесперебойный выход газеты. Очередное местонахождение редакции здесь, — и редактор указал на карте пункт, где предположительно должна была на случай отхода наших войск расположиться редакция газеты.

Подвесив к ремням гранаты, пополнив подсумки автоматными дисками и перекинув через плечо противогазы, мы вышли из здания и стали ходить вперед и назад по установленному редактором маршруту. Вокруг слышались орудийные раскаты, взрывы бомб и рокот самолетов. В юго-западном направлении высоко в небо взметнулось огромное зарево пожарищ: там шел ожесточенный бой с прорвавшимися танками врага…

О многом мы переговорили в эту ночь. Точнее, говорил Чапичев, а я больше слушал: он рассказывал мне о своем детстве, о юношеских годах.

В Крыму начиналась его трудовая жизнь. Пришлось очень рано помогать семье, в которой было шестеро детей, зарабатывать деньги на жизнь, узнать, как говорится, почем фунт лиха. Работал учеником парикмахера, подмастерьем у сапожника.

В 1931 году Яков был призван в Красную Армию и зачислен в полковую школу. Окончил ее в 1932 году. Примерно в том же году написал он первое свое стихотворение.

Бывший кочегар депо станции Джанкой быстро вошел в курс армейской жизни и, как коммунист, вскоре был командирован на курсы младших политруков. Став политработником, продолжал писать стихи, теплые, искренние, о своем народе, о большевистской партии, о героях-пограничниках, об однополчанах. Но больше всего Чапичев писал о Родине, которую он горячо и беззаветно любил.

Клянемся: коль грянет