Людмила Зыкина - Течёт моя Волга…

А если бы мы у себя на родине так встречали зарубежных артистов? Подумала — и сама мысль показалась чудовищной.

Вспоминается еще такой случай. На улице слякоть, и даже нам, привыкшим к капризам московской зимы, на редкость зябко и неуютно.

У концертного зала уныло топчутся пикетчики с мокрыми рваными плакатами и флажками. Я хотела было пройти мимо, но вдруг мое внимание привлекла женщина с двумя детьми, одетыми явно не по погоде. Жалко стало, подошла. Смотрю, мать дрожит от ветра, а девочка и мальчик прямо посинели от холода.

«Что ж ты детей мучишь? Отвела бы их в вестибюль — погреться». А женщина эта, с давидовой звездой на плакате, смотрит на меня — и ни слова. Потом я увидела, как она снова вывела мальчика и девочку на улицу.

Вечером, после концерта, вся в слезах, она подошла ко мне — оказывается, упросила администрацию разрешить ей войти в зал послушать. Извинилась и объяснила: детей надо кормить, а за каждый час, что с плакатом ходишь, платят десять долларов…

На наши концерты приезжали русские, украинцы со всех уголков Соединенных Штатов и даже из Латинской Америки. Они наперебой зазывали нас в гости, вручали визитные карточки, всерьез обижались, когда приходилось отказывать.

Толпы эмигрантов, приходящих за кулисы, поражали скудностью русской речи. В Сан-Франциско я с грустью слушала, как наши соотечественники изъясняются по-русски примерно так: «Я не имею двоих зубов у низшей челюсти», «Приезжай на ленч в половину после двенадцати», «Он высматривает прекрасно и вызывает в женском поле неотразимый эффект», «Хероватая закуска во внимание русского вкуса». В одном из похоронных отчетов прочла: «Они выехали на кладбище, сопутствуемые нога в ногу ненастной погодой, но, поглощенные печальными чувствами, были равнодушны до дождя и до ветру».

Зато в Нью-Йорке я встретилась с Джорджем Шмидтом, терминологом секретариата ООН, который знал 69 языков. Этот выходец из двуязычной семьи (отец — эльзасец, мать — француженка) стал в 1969 году победителем традиционного конкурса среди сотрудников ООН на лучшее знание русского языка, культуры и истории, проводимого ежегодно «Клубом русской книги», и получил первую премию — трехнедельную поездку по Советскому Союзу. Кстати, Шмидт считал, что ему далеко до идеала, так как во времена Екатерины II в России был человек, читавший «Отче наш» более чем на ста языках…

На одном из концертов в Вашингтоне присутствовали сенаторы и конгрессмены. Юрок добрую половину из них знал лично. И эта половина превосходно владела русским языком. После концерта на приеме в ресторане Юрок пригласил меня в Капитолий понаблюдать за работой сенаторов.

— Они твою работу оценили очень высоко, — сказал он. — Есть возможность послушать их самих.

— Ну какой резон мне их слушать, дорогой господин Юрок, — возражала я. — Они же не будут по-русски говорить на своих заседаниях. Да и мое ли дело — политика? А в перерывах их почтительные возгласы одобрения моего голоса, ласкающие слух комплименты в мой адрес будут скорее данью протокольного восхищения, возможно, где-то весьма искреннего. Уж лучше я отправлюсь в Национальную галерею, там есть что посмотреть. У меня такие планы.

— Ох, как вы в России любите планы, — закачал головой Юрок. — Месячные, квартальные, однолетние, пятилетние, семилетние… Потонуть в них можно, в ваших планах…

— Как видите, еще не утопленница, пока жива, — отвечала я.

Отношения между США и СССР в прошлом и настоящем были, как правило, в центре внимания на большинстве встреч.

Один из чиновников на коктейле в Белом доме отметил, что исполненный оркестром Осипова «Полет шмеля» Римского-Корсакова напомнил американцам об одном эпизоде в истории их страны. В разгар Гражданской войны в 1863 году к американским берегам прибыли две русские эскадры, которые в немалой степени помогли укреплению позиций президента Линкольна, обратившегося к России за содействием в критический момент борьбы с рабовладельцами Юга, когда нависла угроза иностранной интервенции. В составе эскадры под командованием контрадмиралов А. Попова и Ю. Лисянского был клипер «Алмаз», на котором служил впоследствии великий русский композитор, а тогда совсем еще юный гардемарин Н. А. Римский-Корсаков.

Подобный разговор произошел и на пресс-конференции в Сан-Франциско. Корреспондент местной газеты спросил меня, знаю ли я о том, что когда-то шесть русских кораблей бросили якорь в заливе Сан-Франциско, чтобы оказать помощь Линкольну в борьбе против пиратов Конфедерации. Пришлось напомнить вкратце об этой странице истории русско-американских отношений, оставившей добрую память о дружеских чувствах американцев к команде и офицерам русского флота. В своем ответе я подчеркнула, что передовые люди России высоко оценили деятельность Авраама Линкольна, который положил конец рабству в Америке, спас страну от раскола и, что особенно важно, немало сделал для укрепления дружественных связей между двумя странами. В частности, я отметила, что накануне этих событий выдающийся русский мыслитель и публицист Герцен писал, что между Россией и Америкой целый океан соленой воды, но нет целого мира застарелых предрассудков.

Когда переводчик перевел на английский последнюю фразу, в зале раздались аплодисменты.

Несмотря на огромное напряжение и накопившуюся от бесконечных переездов усталость к концу турне, мы радовались успеху. В каждом городе прием был просто потрясающий. Помню, концерт в вашингтонском «Конститьюшен холл», проходивший под непрерывные возгласы «браво» и «бис», закончился далеко за полночь.

— Может, не стоит нам столько бисировать? — советовался со мной Виктор Дубровский. — Они готовы до утра слушать. Завтра выходной, выспятся, а нам в дорогу…

В Чикаго, к удовольствию местных любителей музыки, мы дали дополнительный концерт, чем вызвали еще большие симпатии. Лестные отклики и в мой адрес не сходили со страниц американской печати на протяжении всего турне, и я как-то довольно быстро свыклась с хвалебными рецензиями в газетах, воспринимая их как должное.

В Чикаго триумф ждал и Ирину Архипову, выступавшую в это же время с местным симфоническим оркестром. «Чикаго сантаймс» назвала ее «великим меццо-сопрано».

…В 1972 году я снова отправилась на гастроли в Америку. В самолете из газет узнала последние новости. Впервые после двадцатилетнего изгнания приехал в США Чарли Чаплин. Политические преследования, которым он здесь подвергался, вынудили его покинуть родину и поселиться в Швейцарии. Около ста репортеров встречали Чаплина в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке, и ни одному из них он не дал интервью. В Линкольн-центре состоялось чествование 83-летнего артиста.