Кино Ларса фон Триера. Пророческий голос - Ребекка Вер Стратен-МакСпарран

так сильно сосредотачиваются на собственных целях, что упускают из виду потребности мира. И это тоже зло. Иезекииль, будучи стражем обреченных народов, пророчествует против Тира, связывая слепоту короля и его последующее падение с падением всего народа.

Вознеслось сердце твое, и ты говоришь: «я бог, восседаю на седалище божием, в сердце морей», и будучи человеком, а не Богом, ставишь ум твой наравне с умом Божиим… так как ты ум твой ставишь наравне с умом Божиим, вот, Я приведу на тебя иноземцев, лютейших из народов.

(Книга пророка Иезекииля 28:1–2; 6–7)

Фильмы фон Триера часто обозначают перед зрителем ключевые проблемы, созвучные с пророчеством о царе Тира, потому как решающую роль в них играют ослепляющее высокомерие и узкие интересы их персонажей. Они порождают и поддерживают системы зла, критикуемые в фильмах. Бэдли в своей работе пишет, что присутствие таких персонажей у фон Триера, начиная с «Элемента преступления», приводит к постоянной этической дилемме. Она цитирует фон Триера:

Фишер олицетворяет гуманистов, которые часто играли центральные роли в моих фильмах. И у них все продолжает идти наперекосяк! Он исходит из предположения, что добра и зла не существует. Но это не так. Я не могу сказать, находится оно в людях или природе. Но вопрос о добре и зле занимает действительно центральное место.

(Badley, 2011, с. 28; Bjorkman, 2005, с. 81)

Этот гуманист – я называю его «светским» – воплощен во всех главных героях трилогии «Европа». Этот типаж появляется и в других фильмах фон Триера, хоть и не всегда на первых ролях. Режиссер говорит, что у гуманиста:

…всему найдется объяснение. Абсолютных крайностей, таких как «добро» и «зло», не существует – вместо этого есть ошибки и недоразумения. Религия не играла никакой роли в моем воспитании, а религия… лелеет понятия «добра» и «зла».

(Bjorkman, 2005, с. 81)

Подобно царю Тира – смертному, который считает, что ему не нужен бог, – светский гуманист не чувствует необходимости признавать что-либо большее (или подчиняться ему), чем рациональное человеческое мышление, так как с его помощью он может разобраться во всем.

Подводя итог, я полагаю, что роль Иезекииля как стража израильтян, его пророческие обвинения Израиля в духовной слепоте и осуждение грехов народов имеют точки пересечения в современности с фильмами Ларса фон Триера. Слепые предрассудки и духовная слепота разоблачаются как грех в «Картинах освобождения», «Королевстве» I и II и «Идиотах». Германия и другие европейские страны обвиняются в распространении скверны в «Элементе преступления», «Эпидемии» и «Европе». Америке предъявлены обвинения за смертную казнь, иммиграционную политику и слепоту к ее воздействию на мир в «Танцующей в темноте». Хотя здесь можно вспомнить и о «Догвилле» и «Мандерлее», но их я рассматриваю в следующей части.

Кинематограф фон Триера не ограничивается рамками моральных структур и проникает в суть коварного зла, поскольку основное противоречие в нем, как я полагаю, духовный конфликт между Богом, людьми и злом, как это было когда-то у израильтян. Я не пытаюсь чрезмерно упростить политическую и нравственную глубину фильмов и представленную в них острую критику, но в данном обзоре пророчеств в повествовательных структурах Иезекииля и фильмах фон Триера охватить эти темы не представляется возможным. Однако невидимый духовный конфликт – это зерно, из которого произрастает и конфликт, ощущаемый в политических, общественных, моральных или религиозных структурах.

Пророки в целом славятся своим обличительством, но непрекращающийся и яростный суд Иезекииля над Иудеей в первых 24 главах не имеет себе равных. Я рассматриваю, в частности, его обвинения в идолопоклонстве, злоупотреблении властью, в социальной несправедливости и его шокирующую телесность в описании грехов Иудеи и Израиля. Можно провести параллель между ними и темой кары в фильмах фон Триера, чьи истории создаются на фоне палитры зла. Но игнорирование Бога как единоличного Господа своего народа лежит в основе всех библейских пророческих обвинений – это личное оскорбление Бога, не зависящее от конкретного закона. Ни один из грехов не является таким важным для Яхве или пророков, как то, против кого был совершен грех. Цари, вожди и священники либо направляют израильтян в стремлении к Яхве и святости, укрепляя эту связь и владычество Яхве, либо сбивают их с пути к идолопоклонству и несправедливости через злоупотребление своей властью.

Как и в любой другой подобной ситуации, бедствия, постигнувшие Израиль, начиная с ассирийского пленения в 722 году до н. э. и разрушения Северного Израильского царства, за которым последовало вавилонское пленение Иудейского царства в 587/86 году до н. э., привели к яростному требованию объяснений от Бога. Эти катастрофы нуждались в теологическом истолковании. Израильтяне потеряли свою землю, город, храм и царей, а вместе с ними и свою идентичность, что заставило их задаться вопросом, не был ли Яхве побежден другими богами. Им напомнили, что ассирийский плен произошел из-за намеренного отвержения Яхве Северным царством.

И переселил царь Ассирийский Израильтян в Ассирию, и поселил их в Халахе и в Хаворе, при реке Гозан, и в городах Мидийских, за то, что они не слушали гласа Господа Бога своего и преступили завет Его, всё, что заповедал Моисей раб Господень, они и не слушали и не исполняли.

(Четвертая книга Царств 18:11–12)

В то же время иудейский царь Езекия молился Яхве, прося прощения и помощи, и в результате был спасен (4 Цар 19). Но даже после покаяния и реформ Езекии, а затем и реформ царя Иосии отступничество Иудеи не было искоренено и вновь расцвело вместе с новым поколением вождей, что в итоге привело к вавилонскому пленению. Кто-то искал других богов, кто-то жаловался на несправедливость Яхве, а некоторые цеплялись за свою веру.

Иезекииль, уже будучи изгнанным, сформулировал для них теологическое значение пленения как могущественное и справедливое наказание Яхве за грехи Израиля. Хотя нам это может показаться чрезмерно суровым, Израилю было необходимо смириться со своей потерей и осознать ответственность за катастрофу. Идолопоклонство переросло в тенденцию делать богов из совершенно разных вещей, вызывая запятнанность, грех и виновность (Иез 22).

Наши идолы находятся в центре внимания фильмов фон Триера. Поскольку индивидуальные, структурные и идеологические идолы, или проявления зла, перетекают друг в друга, разговор о них ведется сразу на нескольких уровнях. Каждый фильм затрагивает разные аспекты символов зла Рикера. И каждый аспект, в свою очередь, раскрывает новый набор идолов, ставших богами. Фильмография фон Триера систематически исследует и осуждает этих новых богов во всех основных сферах жизни: браке, религии, семье, сообществе, корпорациях, национальных властях,