Победить Наполеона. Отечественная война 1812 года - Инна Аркадьевна Соболева

В нашем полку, перешедшем границу в полном составе и не видевшем ещё французов, состав рот уменьшился до двадцати-тридцати человек…» Это о русской армии. Напомню, её привели в чужую страну умирать за прусские интересы.

А это – о противниках: «Никогда французская армия не была в столь печальном положении. Солдаты каждый день на марше, каждый день на биваке. Они совершают переходы по колено в грязи, без унции хлеба, без глотка воды, не имея возможности высушить одежду, они падают от истощения и усталости… Огонь и дым биваков сделал их лица жёлтыми, исхудалыми, неузнаваемыми, у них красные глаза, их мундиры грязные и прокопчённые».

Зато командовали войсками с обеих сторон люди выдающиеся. Большинству придётся через пять лет встретиться на русской земле. Даву, Удино, Сульт, Ней, Мюрат, Ожеро, Бертье, Бернадот – почти вся великая плеяда наполеоновских маршалов. Противостояли им Барклай-де-Толли, Ермолов, Лесток, Тучков, Остерман-Толстой, Багратион. Недаром после Великой Отечественной войны, когда территория Восточной Пруссии отошла победителям, Прейсиш-Эйлау получил новое имя: Багратионовск.

Сражение при Эйлау было самым кровопролитным из всех битв русско-прусско-французской войны.

Преследуя отступающие войска маршала Ожеро, русская кавалерия почти прорвалась к ставке Наполеона. Ещё мгновение – и он мог быть убит или захвачен в плен. А император французов, спокойно наблюдавший за схваткой, с восхищением произнес: «Какая отвага!»

Анри Лашук в своей знаменитой книге писал: «Никогда прежде такое множество трупов не усевало такое малое пространство. Всё было залито кровью. Выпавший и продолжавший падать снег скрывал тела от удручённого взгляда людей». Говорят, маршал Ней, глядя на десятки тысяч убитых и раненых, воскликнул: «Что за бойня, и без всякой пользы!»

Пользы, действительно, не было никакой. Зато потери… Французская армия потеряла двадцать две тысячи человек из шестидесяти пяти, русская – двадцать три тысячи из семидесяти двух.

Формальная победа осталась за Наполеоном: русские покинули поле боя. Но разве это была победа! К таким исходам боёв он не привык. Ему нужно было подтвердить своё звание непобедимого, а значит – разбить Беннигсена. Правда, прекрасно понимал: продолжать войну и его, и Александра заставляют только амбиции – Франции и России делить нечего, у них совершенно непересекающиеся интересы.

Самую мудрую позицию в этом противоборстве амбиций занял великий князь Константин Павлович. Он предупреждал брата, что воевать с Наполеоном – дело бесперспективное, нужно заключать мир: «Государь! Если вы не хотите мира, тогда дайте каждому русскому солдату заряженный пистолет и прикажите им всем застрелиться. Вы получите тот же результат, какой даст вам новая (и последняя!) битва, которая откроет неминуемо ворота в вашу империю французским войскам».

Великий князь оказался пророком (он разбирался в военном деле куда лучше старшего брата, его способностям недаром отдавал должное сам Суворов): в битве при Фридланде русская армия потерпела сокрушительное поражение. Почти треть гвардейских полков была истреблена. Солдаты и офицеры сражались геройски, но были деморализованы, утомлены – у них не было больше сил воевать.

А Наполеон гордился своей победой, тем более что одержал её в годовщину одного из самых славных своих сражений – битвы при Маренго. В этот день он, по выражению выдающегося французского историка Альбера Вандаля, «своей победой завоевал русский союз».

Ждать пришлось недолго: 22 июня, через неделю после фридландской бойни, Александр I предложил Наполеону заключить перемирие и попросил о личной встрече. Наполеон, не меньше желавший прекращения войны, встретиться согласился без промедления. Ему, как и Александру, было любопытно взглянуть в глаза человеку, к которому (и к его народу тоже) он не испытывал вражды, а то, что ещё вчера этот человек был врагом, – дело поправимое: между ними нет никаких неразрешимых противоречий. Не прошло и месяца после начала переговоров, как союз между вчерашними противниками был подписан. Четвертая коалиция перестала существовать. Началась новая эпоха в отношениях между Россией и Францией и между их императорами. На общую беду эта эпоха продлилась совсем недолго…

Встреча была организована 25 июня 1807 года близ Тильзита (сейчас это город Советск в Калининградской области). Соорудили плот, поставили его на якорь посреди Немана – на нейтральной территории. Так решил французский император: он хотел подчеркнуть уважение к Александру, не унижая русского царя необходимостью приходить с поклоном на левый, французский берег.

Встреча двух императоров

Монне. «Встреча императора Наполеона с российским императором на Немане»

Денис Давыдов вспоминал: «Дело шло о свидании с величайшим полководцем, политиком, законодателем, администратором и завоевателем, поразившим войска всей Европы и уже дважды нашу армию, и ныне стоявшим на рубеже России. Дело шло о свидании с человеком, обладавшим даром неограниченно господствовать над всеми, с коими он имел дело, и замечательным по своей чудесной проницательности…

…Мы прибежали на берег и увидели Наполеона, скачущего во всю прыть между двумя рядами своей старой гвардии. Гул восторженных приветствий и восклицаний гремел вокруг него и оглушал нас, стоявших на противном берегу; конвой и свита его состояли по крайней мере из четырёхсот всадников… В эту минуту огромность зрелища восторжествовала над всеми чувствами. Все глаза устремились на противоположный берег реки, к барке, несущей этого чудесного человека, этого невиданного и неслыханного полководца со времен Александра Македонского и Юлия Цезаря, коих он превосходит разнообразием дарований и славою покорения просвещённых и образованных народов». Заметим, это пишет участник кровавых боёв при Прейсиш-Эйлау и Фридланде. Казалось бы, он должен ненавидеть Наполеона…

Наполеон приплыл на плот, устланный красными коврами, со своей стороны, Александр – со своей. Победитель дружески обнял побеждённого. Потом увлёк его в построенную на плоту беседку. Вот первое, о чём он спросил русского царя: «Из-за чего воюем?» Александр ответил: «Я ненавижу англичан настолько же, насколько вы их ненавидите, и буду вашим помощником во всем, что вы будете делать против них!» – «В таком случае, – улыбнулся Наполеон, – мы поладим и мир между нами фактически заключен». Таким было начало.

Потом они встречались каждый день. Вели переговоры, присутствовали на смотрах войск и – приглядывались друг к другу.

Ницше писал: «В жизни Гёте не было большего события, чем это реальнейшее существо, называемое Наполеоном». Думаю, эти слова можно отнести и к Александру. Только вот восприняли они выпавшее на их долю событие по-разному, что и понятно: Гёте – гений, как и Наполеон; Александр – определённо не гений, хотя человек незаурядный, но он – император, как и Наполеон. Так что у Гёте нет оснований для зависти, есть радость открытия и потребность поделиться ею с человечеством (что он и сделал).

У Александра – комплекс: