Америка выходит на мировую арену. Воспоминания президента - Теодор Рузвельт
Америка выходит на мировую арену. Воспоминания президента читать книгу онлайн
Трудно в это поверить, но США когда-то даже не помышляли о значительной роли в мировой политике. Им не под силу было тягаться с такими политическими «тяжеловесами», как Великобритания, Франция, Россия, позже – Германия. Всё стало меняться в годы правления Теодора Рузвельта – 26-го президента США в 1901–1909 годах. «Является ли Америка слабаком, чтобы уклониться от работы великих мировых держав? Нет!» – заявил он.
Рузвельт выработал доктрину «большой дубинки», смысл которой пояснил фразой: «Не повышай голоса, но держи наготове большую дубинку, и ты далеко пойдешь». Во внутренней политике эта доктрина применялась для ограничения деятельности монополий; во внешней она означала право США вмешиваться в дела соседних государств, если там складывалась угрожающая для Штатов обстановка.
Кроме того, первым из американских президентов Теодор Рузвельт употребил выражение «мировой полицейский», считая, что Соединенные Штаты могут взять на себя такую обязанность для поддержания порядка в мире. В ходе войны между Россией и Японией он выступил в роли посредника между этими странами, в результате чего был заключен Портсмутский мир, а Рузвельт получил Нобелевскую премию.
В данной книге впервые на русском языке приводятся мемуары Теодора Рузвельта, в которых он рассказывает о своей деятельности.
При нынешнем состоянии мирового развития промышленный мир даже более важен, чем мир международный и было уместно посвятить премию мира такой цели. В 1910 году, во время моего пребывания в Европе, одним из самых приятных впечатлений был мой визит в Норвегию, где я выступил перед Нобелевским комитетом и полностью изложил принципы, на которых я действовал, не только в этом конкретном случае, но и на протяжении всей моей администрации.
Я получил еще один подарок, который я глубоко оценил, оригинальный экземпляр «Мемуаров» де Сюлли «Генрих Великий», присланный мне со следующей надписью (я перевожу ее приблизительно):
ПАРИЖ, январь 1906 года.
«Нижеподписавшиеся члены Французской парламентской группы по международному арбитражу и примирению решили вручить президенту Рузвельту в знак своего высокого уважения и признания настойчивой и решительной инициативы, которую он предпринял в направлении постепенной замены насильственных методов в случае конфликта между нациями.
Они считают, что действия президента Рузвельта, которые воплотили в жизнь самые лучшие надежды, которые можно найти в истории, следует классифицировать как продолжение подобных прославленных попыток прошлых времен, в частности проекта международного согласия, известного под названием «Великий замысел Генриха IV» в мемуарах его премьер-министра, герцог де Сюлли. В результате они разыскали экземпляр первого издания этих мемуаров и с удовольствием предлагают его ему с просьбой сохранить его среди своих семейных бумаг».
Под письмом стояли подписи Эмиля Лубе, А. Карно, д’Эстурнеля де Констана, Аристида Бриана, Сюлли Прюдома, Жана Жореса, А. Фалльера, Р. Пуанкаре и двух или трех сотен других.
* * *
Конечно, то, что я сделал в связи с Портсмутским миром, было неправильно понято некоторыми людьми. После Портсмутского мира нашлись такиее люди – кстати, не только американцы, – которые посчитали, что это мой долг немедленно сделать из себя своего рода международного Назойливого Матти и беспорядочно сеять повсюду мир и справедливость.
Другие, с восхитительной непоследовательностью, пришли к выоду: поскольку я способствовал установлению благотворного и необходимого мира, я должен был по необходимости изменить свое мнение о необходимости войны. Через пару дней после заключения мира я написал другу: «Пусть тебя не вводит в заблуждение тот факт, что как раз в данный момент люди хорошо отзываются обо мне. Очень скоро они начнут меня ругать. Как заметил мне сегодня Леб, скоро мне придется отшлепать какого-нибудь маленького международного разбойника, и тогда все благонамеренные идиоты повернутся и закричат, что это несовместимо с тем, что я сделал на мирной конференции, тогда как на самом деле это будет точно соответствовать этому».
Одному из моих политических оппонентов, г-ну Шурцу, который написал мне письмо с поздравлениями по поводу исхода событий в Портсмуте и предположением, что настало подходящее время для продвижения к разоружению, я ответил письмом, в котором изложил взгляды, которые я считал здравыми тогда и считаю здравыми сейчас. В письме говорилось следующее:
ОЙСТЕР-БЕЙ, Нью-Йорк, 8 сентября 1905 года.
Мой дорогой мистер Шурц, я благодарю вас за ваши поздравления. Что касается того, что вы говорите о разоружении – которое, я полагаю, является эквивалентом «постепенного уменьшения гнетущего бремени, налагаемого на мир вооружениями», – мне не ясно, что можно и что нужно сделать. Если бы я был известен как один из традиционных сторонников мира, я бы ничего не смог сделать для установления мира ни сейчас, ни в будущем, и я не смог бы помочь даровать блага Кубе, Филиппинам, Пуэрто-Рико и Панаме.
Если бы японцы не вооружались в течение последних двадцати лет, это был бы действительно печальный век для Японии. Если бы наша страна не участвовала в войне в Испании; если бы мы не предприняли действий, которые мы предприняли в отношении Панамы; все человечество было бы в проигрыше.
В то время как турки убивали армян, европейские державы поддерживали мир и тем самым добавили позора XIX веку, поскольку в поддержании этого мира погибло больше жизней, чем в любой европейской войне со времен Наполеона, и женщины и дети лишались жизней так же, как мужчины, в то время как моральная деградация и причиненная жестокость, совокупность совершенного зла превзошли любую войну, о которой мы знаем в наше время.
Пока люди не усвоят твердо, что мир ценен главным образом как средство достижения праведности, и что его можно рассматривать как цель только тогда, когда он также совпадает с праведностью, мы можем сделать лишь немногое, чтобы приблизить его пришествие. И, конечно, мы не можем использовать право частное или муниципальное в качестве аналогии для международного права, поскольку последнее не подкреплено правом силы, в то время как первое подкреплено.
В нашей собственной стране законопослушному человеку не нужно вооружаться против беззакония просто потому, что есть какая-то вооруженная сила – полиция, отряд шерифа, национальная гвардия, регулярные войска, – которую можно вызвать для обеспечения соблюдения законов. В настоящее время нет подобной международной силы, к которой можно было бы обратиться, и я пока не вижу, как ее можно было бы создать.
До сих пор мир часто наступал только потому, что какая-нибудь сильная и в целом справедливая держава вооруженной силой или угрозой применения вооруженной силы положила конец беспорядкам. На днях я читал в одной очень интересной французской книге о том, как Средиземное море было освобождено от пиратов военно-морскими силами Англии. Отвратительное кровопролитие и злодейство в Алжире и Туркестане было остановлено только тогда, когда цивилизованные нации в лице России и Франции овладели ими. То же самое было верно в отношении Бирмы и Малайских Государств, а также Египта в отношении Англии. Мир наступил только в результате вооруженного вмешательства цивилизованной силы, которая по отношению к своему противнику была справедливой и благодетельной властью.
Если бы Англия разоружилась до такой степени, что не смогла бы завоевать Судан и защитить Египет, тогда махдисты установили бы свое господство в северо-восточной Африке, результатом чего стало бы ужасное и кровавое бедствие для человечества.
В свое время только рост военной эффективности европейских держав освободил Восточную Европу от ужасного бедствия татар и частично освободил ее от ужасного бедствия турок.
Несправедливая война ужасна; справедливая война может быть высшим долгом. Если бы свободные и цивилизованные нации разоружились, а деспотизм и варварство сохранили огромную военную силу, это было бы бедствием, по сравнению с которым бедствия, вызванные всеми войнами
