Таким был Саша Гитри - Жан-Филипп Сего
Таким был Саша Гитри читать книгу онлайн
Гений театра и кино, Саша Гитри царил на парижских подмостках в исключительную эпоху французской культурной жизни вплоть до своей кончины в 1957 году, его пьесы и сегодня наполняют театральные залы. Это завидное положение вызывало настолько живучую ненависть и зависть, что после его смерти Франсуа Трюффо смог сказать: «У него больше нет врагов, так как его упрекали прежде всего в том, что он жив».
А живым он был больше, чем кто бы то ни было! С детства, проведённого за кулисами театров Санкт-Петербурга, до триумфа на парижских сценах, от страстных отношений с отцом до его безудержного стремления к любви, которое толкнуло его в объятья пяти жён, одна красивее и моложе другой. Он был одержим жизнью.
Возможно, слишком одержим... Его арест после освобождения Парижа, без предъявления обвинения, был скорее следствием всеобщего озлобления, нежели из-за его поведения во время Оккупации, которое было далеко от того, в котором его подозревали. Разбитый своим заточением и обвинениями, он всё же нашёл в себе мужество вернуться к работе и возвратить былую славу, продолжая наслаждаться жизнью до конца, несмотря на подошедшую старость и болезни.
Саша Гитри заслуживает того, чтобы рассказали о его жизни, такой, какой она была — наполненной горестями жизненных обстоятельств, обидами завистников, но напряжённой, творческой и страстной.
На обложке — Саша Гитри на перроне вокзала в Кап-д’Ай, 19 сентября 1927. Фотография J.H. Lartige.
Жан-Филипп Сего (Jean-Philippe Ségot) — издатель газет на Баскском побережье, продюсер и ведущий телепрограмм на местном канале Страны Басков, основатель и главный уполномоченный Биаррицской книжной ярмарки, автор нескольких исторических трудов. Эта работа — кульминация всепоглощающей страсти к личности и творчеству Саша Гитри.
Гитри — француз, и его имя Сашá произносится с ударением на последнем слоге, как и фамилия Гитри, и не склоняется.
[...] Но от этой красочной, гибкой и живой речи, под зов этого нежного и мерного голоса, как много обаяния было растворено в воздухе вчера! Это Любовь, Поэзия, Дух, Благодать, Молодость; и это тоже философия, наблюдательность, своего рода разочарованный лиризм и весёлый пессимизм, что-то неопределимое и новое, оригинальное и глубоко человечное. И всё это актёр Саша Гитри несёт в своей игре, и это его особенность, и этим он никому не обязан, и пусть он будет спокоен — пока некому с ним сравниться».
И Ивонн не осталась в стороне от этой лавины похвал. Адольф Бриссон, который следил за ней с начала её карьеры, в восхищении от того, как Саша смог сформировать её сценическое мастерство, что позволило обеспечить ей переход от мюзик-холла к сложной школе настоящего театра:
«Чудо, что ему удалось вырастить ученицу, равную ему... Нескольких лет было достаточно, мадмуазель Ивонн Прентан воспользовалась примером и уроками наставника. Она играет, как дышит, без видимых усилий. Она играет правдиво; она сама и есть персонаж, а не актриса, исполняющая роль. Ни провисаний или забывчивости. Когда, в конце, прижавшись к груди дорогого мужа, она упивается его словами, в её глазах появляется непередаваемое выражение уважения и нежности. О! Как она восхищается своим наставником!»
В ноябре 1920 года молодой, совершенно неизвестный обозреватель опубликовал в газете «Bonsoir»: «Призыв к мсьё Саша Гитри сбрить бороду». Этот «негодяй» — никто иной, как Марсель Ашар (Marcel Achard)[65], будущий друг Саша и будущий академик, который скажет:
— Я ничего не ставлю выше «Я люблю тебя»!
Пьеса выдержала сто пятнадцать представлений до 16 января 1921 года!
За несколько дней до закрытия «Я люблю тебя» Саша разместил свои картины, написанные прошлым летом, в галерее братьев Бернейм, крупных торговцев произведениями искусства. Выставка продлилась восемь дней, и Саша воспользовался случаем, чтобы объяснить, что всё это останется простым времяпрепровождением, развлечением для него, что он не считает себя в подобном особенно талантливым.
Это событие также даёт ему повод провести учёт собственной коллекции картин для одного любопытного журналиста. Она включает портрет Ивонн Прентан работы Вюйара (Vuillard), два рисунка Дега, этюд Энгра, рисунок Ренуара, два пейзажа Йонкинда (Jongkind), акварель Сезанна, вид на Темзу Моне и эскиз Делакруа. И он, наконец, признаёт, что любит импрессионистов «ревнивой любовью».
Люсьен, не входивший в актёрский состав «Я люблю тебя», репетировал новую пьесу «Актёр», специально написанную для него сыном. Она появилась в театре «Эдуарда VII» 23 января. Это довольно любопытное произведение, в котором автор отказался от своей обычной иронии, своего искрящегося остроумия, своего легендарного юмора, чтобы создать текст, в котором Люсьен Гитри играет своего рода «статую Командора». Он также скажет о пьесе «Актёр», имея в виду своего отца: «Эта пьеса — ты сам!»
Некоторые будут удивлены, что актёр, столь безупречный на сцене, столь обожаемый публикой, становится в сценах, напоминающих его личную жизнь, мужчиной, который ведёт себя с женщинами как хам. Люсьен же не хочет узнавать себя в «Актёре». Снова и снова он будет говорить, что пьеса его сына — это чистый вымысел, и что у него мало общего с главным героем...
Но разве Саша не подсознательно создал несколько карикатурный портрет отца? Это не помешает Люсьену публично отпраздновать день рождения своего дорогого ребёнка «открытым письмом», опубликованном в «Le Gaulois»:
Мой малыш,
Вот и минули твои тридцать шесть лет [...]!
Тот спящий золотоволосый мальчуган, которого мы с Мопассаном по очереди несли на руках по дороге в Этрета, — это он написал грандиозную драму «Пастер», историю душераздирающую и комическую, это его имя я не мог назвать потрясённым людям в знаменитый вечер генеральной репетиции, именно этого ребёнка я показал им с такой горделивой радостью [...]
Гордый! Я слышал это слово, исходившее из дружелюбных уст — первое чувство, которое меня тогда охватывало [...] Но, прежде всего, это радость видеть в театре такого человека, как ты. Я тут совершенно ни при чём. Я, моя радость, моё счастье (и надо сказать, что я в долгу перед тобой за то, что всё ещё могу говорить о моём счастье!..), — это моё, это касается меня. Но то, о чём я говорю — это твоё произведение, которое, скажем так, вторгается в театр, так ново и так своевременно. [...]
Мольер!... О! Я вижу его... снисходящим на землю на несколько часов. [...] Он раскланивается перед каждым, улыбающийся и задумчивый, находит доброе слово для всех и для каждого. [...] А для тебя он бы раскрыл объятья и просто произнёс: Саша!
«Актёр» будет идти на сцене вплоть до 10 апреля. В это время Саша возобновляет в театре Сары Бернар «La Prise de Berg-op-Zoom» на сорок семь спектаклей. Но уже с марта семейство Гитри вместе с присоединившейся к ним Жанной Гранье (Jeanne Granier)[66] будет занято на вечерних репетициях «Великого герцога» («Grand-Duc»), его новой пьесы.
***
Для автора это были чудесные дни: «Наши репетиции были упоительны, то есть, если нам требовалось на работу полтора месяца, считай пятнадцать дней были просто радостными встречами. Подумать только, сколько разбужено воспоминаний у нас, пятерых, сколько было рассказано забавных историй... Сколько раз мы прерывались, чтобы послушать Жанну Гранье, которая сидела за пианино и пела весь свой опереточный репертуар!.. Пир духа!»
Это чародейство Саша впоследствии сделает золотым правилом в своей работе. Сотни актёров, которым посчастливилось играть вместе с ним, как в театре, так и позже в кино, сохранят неизгладимую память о той особой атмосфере, которую он создавал на репетиционной площадке. На любой случай у Саша была своя история, свой анекдот к месту, или что-то смешное из жизни одного из своих друзей, или своего отца. В этом священном храме — на театральной сцене или на съёмочной площадке — Саша служил свою мессу, восторженную мессу.
Саша сидел среди актёров и, как замечательный рассказчик, оживлял великие моменты истории и мастеров прошлого. Все слушали его часами напролёт. Это был его способ сказать им:
— Вы занимаетесь самым прекрасным
