Тамара Сверчкова - Скальпель и автомат

— Товарищ лейтенант! Откушайте!

На тарелке лежал аккуратный кусок повидла и кусочек сухаря.

— Спасибо!

Повидло оказалось вкусным. Ира от сухаря отказалась, ела вяло. Утолив голод и жажду, старший выделил дневального и смену. Дверь забаррикадировали. Все заснули на полу. Ира дремала на принесенных креслах. В печке перестало потрескивать. Тишина. Прошел час. Мне не спалось: почему после повидла все быстро уснули? Ответственность не давала покоя. Тихо перешагивая через спящих, подошла к Саше. Он спал спокойным сном, пульс нормальный. Успокоенная, быстро уснула сидя. Утром подъехали машины.

Получили сухой паек, сухари и тронулись в путь. Город Реден. Идет влажный снег, на всех ветках лежит пушистой ватой. Днем под лучами глазастого солнца снег тает. Кругом вода, грязь, а серые комочки воробьев носятся в воздухе, пищат наперебой, дерутся на ветках, купаются в лужах.

15 февраля 1945 года приехали в город Швец. Развернули отделение в больших домах. Раненых много. Доктор Этерия Георгиевна и я живем в малюсенькой комнатке на чердаке, с одним окном. Три стекла из шести заменены фанерой, два топчана и тумбочка. В отделении раненые не очень тяжелые, но работы много. Приезжал подполковник Фишман, обошел все отделения, остался доволен. Рабочий день окончился в 23.00. Жадан — санитар из легкораненых принес ужин, уже остывший, и горячий чай. Прихрамывая, пошел отдыхать. В затемненное бумагой окно тянет холодом. Горячий чай огнем бежит по рукам и ногам. Этерия Георгиевна встала, потянулась. Ее тень при свете гильзы закрыла окно. И в этот момент раздается выстрел. Со звоном посыпались стекла, ворвавшимся ветром задуло гильзу. Испуганно кинулась вперед, уронила стул, навалилась на капитана Воронину. «Этерия Георгиевна, вы живы, не ранены?» Значит, мимо. В дверь вбежал санитар Жадан. Ударил обо что-то скрипкой (он неплохо играл на ней в свободное время), которую держал в руках, и ее стоном совсем в темноте испугал меня. Закрыли окно одеялом, зажгли гильзу. Долго не могу уснуть, все ворочаются, пугаюсь каждого шороха.

А сегодня дежурю по части. Рано утром начальник штаба четко рапортует: «Дежурство сдал!» «Дежурство приняла!» Днем довольно тихо. Раненых поступает мало. Часть раненых отгружаю в спецгоспиталь. Вечер. Проверяем с санитаром затемнение окон. Темные контуры деревьев в квадратном дворе. Простучали шаги сестричек, бегущих в столовую. Все смолкло. Медленно обхожу двор, иногда подолгу стою у деревьев, слушая тишину и далекий шум войны. Шепотом читаю стихи Симонова, Пушкина и любимое «письмо маме», которое написала Лиля Жукова еще зимой под Острогожском. Оно и сейчас в памяти:

Здравствуй, милая мама, шлю, родная, привет —Самый пламенный, самый… самый — слов даже нет!Мама, честное слово, ты б хоть раз поняла,Я жива, я здорова, я — какая была.Впрочем, та ли, другая, разберешься сама.Я как раз отдыхаю, добралась до письма.Тихо-тихо в землянке, чуть почувствуешь тут,Как тяжелые танки по дороге пройдут.Столик — ящик на ящик, вата, бинт под рукой.Вот и весь наш образчик, мой приемный покой.На печурке кирпичной круглосуточный чай.Все обычно, привычно и живи… не скучай.Знаешь, милая мама, нет, послушай сперва,Не девчонки упрямой, это друга слова.Я в пути возмужала, был нелегок тот путь,Стала крепче, пожалуй, и постарше чуть-чуть.Нынче все ничего мне, а бывало — нет сил.Первый раненый, помню, мне воды подносил.Я вздыхать избегаю — это можно потом,Я сестра, дорогая, фронтовая притом!И когда перевязка без наркоза идет,Тут и ласка, и сказка, тут и присказка в ход.Тут, раз надо, так надо, и держись до конца!Но какая награда — встретить после бойца!Вот он вылечил руку, возвращается в бой.Как с товарищем, другом, говорит он с тобой.И тебе той рукою, руку жмет человек,И «спасибо» такое, что запомнишь навек.А на жухлой соломе, в тишине стон сдержав,Наш защитник родимый, умирает от ран.А какие здесь люди, и какие друзья!Пусть же памятна будет им хоть ласка моя!А над скатертью белой, как с работы придешь,Плакать, мама, не надо, будет сон не хорош!Выпей чашечку чая, я уж выпила тут.И кончаю… кончаю, вон солдата несут…

Тихо. Бой еле слышен. Время течет медленно. Вот и туман уже садится — шинель стала, как седая. Иду к столовой. Дверь открыта. Темно. Прислонилась к столбу, слушаю тишину. Шаги… Страшно! Молчу… «Дежурная?» «Так точно, товарищ офицер!» «Вы сегодня дежурная?» Пожимаю плечами: что можно ответить? «Я ждал! Вы не пришли! Пришел я к вам!» Крепкие руки сжали мои плечи, прижали к столбу. «Пустите же!» Резко присела и вывернулась из цепких рук. Громкие шаги, и в светлеющем проеме двери появился санитар Евгений Жадан. Я рванулась к нему, облегченно сказала: «Проходите, пожалуйста, товарищ офицер!» И посторонилась… Офицер уходит. Схватив Евгения за руку, никак не успокоюсь. Идем с прихрамывающим санитаром к калитке, смотрим в сереющую тишину. Вздрагиваю всем телом. Евгений оборачивается. «Вы дрожите?» «Сейчас пройдет! Это я струсила!» «Простите! Я видел, как офицер за вами следил и вошел в столовую». Я благодарна ему, слегка пожимаю его руку: «Спасибо!»

Скоро рассветет. Начнется день, полный забот. Куда теперь меня направят? В какое пекло?

Утром приехал генерал Радецкий и сразу с майором Шафраном пошел смотреть госпитальное отделение. Шофер Мухин Андрей рассказывал обступившим его бойцам и медсестрам смешные эпизоды из военной жизни. Я подошла, слушая.

— Едем мы, значит, дальше. Нащупали нас минометчики. Местность простреливается. Смотрю, спереди — ах! Земля в небо! Под колесами — яма, баранку — влево. Сзади — ах! Мина. Рванул вперед. Сзади — ах! Осколки вз, вз! Впереди — ах! Не успел сообразить, тряхнуло раза два — сидим прочно в воронке. Пробую мотор — в порядке. Генерал спокоен. До вечера два часа оставалось. Отсиделись до темноты…

Начались воспоминания, бойцы рассказывали наперебой. Позвала Галю и пошли в перевязочную. Ноги скользят по мокрой каменной мостовой.

Днями летят серые облака по небу, изредка выглянет солнце. 8 марта днем приехал командующий 65-й армией Павел Иванович Батов, генерал-полковник, в госпиталь. Капитан медслужбы Лерман и Котеленец Николай удачно оперировали. Недели через две генерал уехал вполне здоровым. Выполняли назначения Галя и Ира Скопецкая. Приезжал навестить командующего полковник Колодкин. Осмотрел госпиталь, хвалил за работу. Раненые не поступают, на нашем участке затишье. А еще в феврале встретила И.Гаплевского, главного редактора газеты «Знамя свободы». Как память осталась у меня подаренная наша красноармейская газета, поздравляющая с 27-й годовщиной Красной Армии и успешными боями под Бреслау. Просил писать в газету по адресу п/п 08732-Щ.