Владимир Кравченко - Через три океана

Вот уже две недели, как я волочу свою ногу в лубках: как-то неловко "сыграл" с трапа и едва не расколол себе коленную чашку об острый железный угол.

Лежать в койке некогда. Сверху все дождь, дождь, без конца. Холодно, грязно. И так тоскливо, а тут еще почти каждый день кто-нибудь из начальства приходит: "фитили" так и сыплются один за другим.

Где уж там на берег съезжать. За целый месяц стоянки в Кронштадте я урвался всего один раз на берег, в Петербург, по самым неотложным служебным и частным делам: надо было сделать массу закупок для лазарета, выбрать и заказать в книжном магазине Риккера целую библиотеку для кают-компании.

Ни с кем из знакомых проститься не успел. Вернулся - на крейсере печальная новость: матрос утонул.

13 сентября. Приняли снаряды. Пробовали искусственно затопляться: водонепроницаемые переборки оказались надежными и выдержали.

16 сентября. Вытянулись на рейд. Слава Богу, в воздухе немного потеплело. Были пробные испытания: в одно из них мы гоняли как бешеные взад и вперед по Финскому заливу, так что даже жутко было. С носа брызги летели через всю палубу, корма скрывалась под буруном, вздымаемом тремя винтами. Своих 24-х узлов, однако, не дали, а что-то 22 3/4. "Новик", построенный в Киле, давал на пробе 25.

Правда, сравнительно с ним мы сильно перегружены: мачты, минные аппараты, лишние орудия и т.п[8].

Перегрузка против чертежа свойственна чуть не всем судам нашей постройки.

Была и пробная стрельба, после которой потекли все каюты во многих местах: заклепки от сотрясения ослабели; иные вовсе вывалились. В верхнюю палубу моей каюты над самой головой ввинчен станок лафета 120-мм орудия. Нечего сказать, милое соседство.

24 сентября. Экстренные сборы. Приказано поспеть в Ревель на Высочайший смотр.

Чем только не загромождена наша верхняя палуба; но некогда теперь убирать и некуда. Поэтому все громоздкие предметы, бочки с маслом и т.п., только принайтовливаются к своим местам на случай качки.

Тяжелые сцены прощания... Кое-кто из родных узнал о нашем неожиданном уходе и успел приехать. Часов в девять вечера снялись с якоря. За фортами какой-то броненосец береговой обороны зачем-то долго светил нам прямо под нос своим прожектором, ослепляя и зля штурманов. В море качает.

Слава Богу, говорим мы, наш крейсер в приказах адмирала Б. не фигурировал и не срамился после в газетах на всю Россию.

Глава III.

Кронштадт - Ревель

25 сентября. Переход. Боковых килей у нас нет, поэтому крейсер выворачивает как щепку.

За два года пребывания на берегу я совершенно успел отвыкнуть от качки и теперь, любуясь в зеркало на свое позеленевшее лицо, не без злорадства повторяю: "Tu l'as voulu, Georges Dandin!" {Ты этого хотел, Жорж Дандэн! (фр.). Фраза из пьесы Ж. Б. Мольера (Ред.).} А впереди - целых три океана...

Глава IV.

Ревель

26 сентября. Пришли в Ревель рано поутру, с обгоревшими трубами, занесенные сажей и углем. На рейде выстроилась вся наша эскадра, представляющая внушительный вид. Торопливо приводим себя в порядок, надеваем мундиры. Слышен длинный тревожный звонок. Всех наверх. Выстроились во фронт. Высочайший смотр эскадры уже начался.

Немного погодя, по семафору было передано приказание прибыть на яхту "Александрия" командиру, двум офицерам и 20 нижним чинам, крейсеру же начать погрузку угля. Смотра "Изумруду" не будет. Мы очень огорчены, но действительно, представлять судно в таком состоянии никак нельзя.

27 сентября. Эскадра утром снялась с якоря и ушла в порт Императора Александра III[9].

Ох, что-то нет у нас веры во 2-ю эскадру, хотя по наружному виду она и представляет такой грозный вид.

Всем известно, что новые суда заканчивались наспех, остальные же заслуженные старички, которым давно пора на покой.

Испытаний настоящих не было - впереди длинный ряд поломок. Конечно, будут гнать и портить механизмы. Будут отставшие, а кому удастся дойти, тот дойдет порядочным инвалидом.

В маневрировании эскадра совсем еще не спелась. Судовой состав не знает своих судов, своих машин.

Да и самый судовой состав разве тот, что на бравой 1-й Тихоокеанской эскадре? Какое может быть сравнение с матросами, плававшими на Дальнем Востоке 5-7 лет подряд, и теми, кто плавал в Балтике три - четыре месяца в году, а остальное время проводил в казармах! К тому же большая часть судовых команд 2-й Тихоокеанской эскадры состоит из молодых матросов и призванных из запаса[10].

Угольный вопрос?! Хорошо, если все удастся именно так, как предположено. Необычно нам грузить уголь в море.

Путь предстоит долгий, утомительный. Всего вероятнее - кругом Африки, через мыс Доброй Надежды. В Индийском океане могут встретить тайфуны.

Конечно, враг наш не дремлет и по дороге приготовил какое-нибудь коварство. Мин японцы не жалеют и не очень-то боятся международных правил. Пора наконец убедиться в том, с каким хитроумным и вероломным противником мы имеем дело.

Когда мы придем, нам сразу с пути придется вступить в бой с отдохнувшим врагом. К этому дню Артур без сомнения падет, и 2-я Тихоокеанская эскадра, меньшая по числу боевых судов, встретит второй Шантунг[11].

Ах, вовсе не нужно и пессимистом быть, чтобы ясно видеть, что кроме стыда и позора нас ничего не ожидает...

В общем, у нас, моряков, так сердце болит, что трудно себе представить; особенно у тех, кто бывал на Дальнем Востоке, знает каждый его уголок.

* * *

Крейсер "Изумруд" не ушел вместе с эскадрой. Он будет доканчивать свою постройку уже в третьем порту, совершенно для этого неприспособленном, в Ревеле, а потом вместе с крейсером I ранга "Олег"[12] догонит эскадру Рожественского. Спрашивается, для чего это нас гоняют из одного порта в другой, не давая достроиться, как следует.

Неизвестно, успеет ли достроиться "Олег": один цилиндр его дал трещину. Это штука серьезная и требует долгой починки: говорят, нужно менять цилиндр.

Три лихорадящих больных в лазарете оказались тифозными! Так оно и должно было быть - сырая водица! Мы ведь ее до сих пор пьем. Тифозные немедленно списаны в местный военный лазарет. Из Петербурга по железной дороге приехали старые знакомцы - рабочие Невского завода с инженерами и мастерами. Работа снова закипела. В лазарете пришлось усиливать электрическую вентиляцию, переделывать трубопровод к дистиллятору, на внутреннюю переборку лазарета накладывать толстый слой пробки для уменьшения ее нагревания.

Понемногу лазарет начинает принимать вид игрушечки. Ореховое, дубовое дерево, роскошное освещение, прекрасная ванная - все теперь приняло уютный жилой вид, а со временем и вовсе недурно будет для такого крохотного суденышка. Жаль, нет времени, а очень хотелось бы мне подробнее описать это время кипучей деятельности, которое нам приходится переживать. Из судового начальства ко мне редко кто заглядывает - у всякого своя забота.