Лазарь Каганович. Узник страха - Валерий Викторович Выжутович

было). Основные члены семьи спали на полатях, а старики и дети на печке. Зимой в хату впускали телят и поросят. Не в каждой семье имелись керосиновые лампы, а те, у кого они были, не всегда могли разжиться керосином, «бо нэ було грошей, щоб купыты», и многие хаты освещались лучиной. Крыши были соломенные, проливные дожди превращали их в решето. Только у немногих хаты были крыты гонзой (дранкой). Одежда – штаны, запаски (запашные юбки из двух полотнищ – спереди и сзади), свитки (полукафтаны из домотканного сукна), зимой – кожух (тулуп). К большому празднику, свадьбе надевались ярко вышитые рубахи и шаровары, а с заработков хлопцы возвращались в одежде из «городской» материи и «городского» же покроя. Обувались по преимуществу в постолы (лапти); богатые и зажиточные носили сапоги.

По характеру своему народ в Кабанах был не буйный, отмечает Каганович, но водка делала свое дело, и кровавые драки случались часто. «Отец не пил. Редко, когда праздник, мерзавчик купит. Это маленькая рюмка. Маленькая бутылочка. Придет в лавку: „Дай мне мерзавчик!“ Три копейки стоил».

Население Кабанов в громадном большинстве было неграмотным. Одноклассная школа (потом она стала двухклассной) была открыта в конце XIX века, но из-за бедности, отсутствия обуви и одежды мало кто посылал туда своих детей, да и не все понимали, зачем нужна грамота. В деревне имелась ешива – еврейская школа. В отличие от других еврейских школ, в ней учились и девочки, хотя еврейское образование традиционно было обязательным лишь для мальчиков. Таким образом, евреи Кабанов давали образование своим детям, не считаясь с наставлением раввина-сефарда из Мартыновичей: «Только мальчики должны учиться». Дети неевреев вообще не ходили в школу.

Разорение большой массы хозяйств привело к ежегодному выезду из деревни примерно ста с лишним здоровых мужчин на отхожий промысел – лесозаготовки, сплав леса, железнодорожное строительство, а затем и к уходу «зовсим» из деревни «у город». Некоторые переселялись в Сибирь для освоения предоставляемых государством земель, но, не сумев там обустроиться, возвращались обратно.

Каганович поминает добрым словом своих близких соседей-«бедняков»: Игнат Жовна, Семен Гемба, Кабавика Вовк, Отанас Тапець… Некоторых помнит только по трудовому прозвищу: Шая-сапожник, Цухок-кузнец, Эля-столяр… Что же касается соседей-«кулаков», тут автор мемуаров верен классовому чувству:

«Вот кулак Максим Марченко (Марочка) – владелец примерно более 30 десятин земли, имел много скота – лошадей, волов, коров, овец, имел всегда большие запасы хлеба, давал беднякам взаймы хлеб на кабальных условиях <…> Максим любил не только капитал, но и почести, и власть. Он уже был один раз избран волостным старшиной, поставив крестьянам не одно ведро водки, и хотел быть вновь избранным. Поэтому его самоуверенная и высокомерная личина иногда излучала фальшивую ласку. Но зато он быстро менял свой „ласковый“ взор на кулацко-звериное отношение к тем беднякам, которые не хотели быть рабами Максима. Таким был, например, наш сосед и ближайший друг моего отца Игнат Кириленко. <…> Помню, как Игнат часто говорил моему отцу: „Ничого, Мошка, що мы з тобою бидни люды, алэ у нас с тобою растут по пять хлопцив здоровых и гарных, цэ наше багатство, кыли воны выростуть, нам полегшае в житти“. Можно без преувеличения сказать, что действительно хлопцы Мошки и Игната, как и их родители, стихийно, инстинктивно показывали пример не просто соседской, а братской дружбы между собой, по-современному можно было бы сказать – стихийного интернационализма. Дружили каждый в отдельности и все вместе: Израил с Романом, Арон и Михаил с Савкой…»

Всё в этом воспоминании дышит гармонией, всё здесь в согласии с марксистско-ленинским каноном: по одну сторону бедный крестьянин – по другую кулак (классовый антагонизм); «кулацко-звериное отношение к беднякам» (эксплуатация трудового народа); «личина излучала фальшивую ласку» (лицемерная «забота» о человеке); Израил дружит с Романом, Арон и Михаил – с Савкой (братская дружба, пролетарский интернационализм). Сегодня читается почти как пародия. Но Каганович не был бы Кагановичем, человеком сталинской закалки, если бы в угоду новому времени (мемуары писались им вплоть до 1991 года, их оборвала смерть) хотя бы чуть-чуть отклонился от вероучения. Вот тогда он уж точно скатился бы к «троцкизму», в котором столько раз изобличал своих товарищей по партии и с которым всю жизнь яростно боролся.

Семья

Каганович – распространенная еврейская фамилия. Этнографы выделяют два центра расселения Кагановичей в Российской империи в конце ХIХ века: вся территория современной Литвы и Восточное Полесье – низовье Припяти и Среднего Днепра. Особенно много Кагановичей проживало в местечках Горвале и Речице (ныне оба в Гомельской области). Информацией на сей счет поделился профессор Еврейского университета в Иерусалиме Альберт Каганович в статье о своих однофамильцах, а возможно, и родственниках в витебском журнале «Мишпоха» (2000. № 8). Он пишет, что в Горвале, входившем в Речицкий уезд, в конце XIX века из двухсот семей евреев большинство носили фамилию Каганович. В списки избирателей во вторую государственную Думу от Речицы и Горваля было внесено несколько десятков Кагановичей. Учитывая, что в Речице только 5,5 процента еврейского населения имели избирательный голос, автор статьи предполагает, что в этих двух местечках проживало не менее 350 носителей фамилии.

Подавляющее большинство Кагановичей занималось мелкой торговлей и ремеслом. Из-за бедности (низкой покупательной способности) окружавшего их белорусского и еврейского населения, а также большой конкуренции они старались переселяться в более крупные города и за пределы черты оседлости. К 1920–1930 годам почти все Кагановичи покинули Горваль, экономическая жизнь которого пришла к упадку. В Речице многие Кагановичи остались, и еще в 1970-х годах из телефонной книги можно было заключить, что эта еврейская фамилия самая распространенная в городе. «С целью идентификации Кагановичей в Речице использовались родовые прозвища, – рассказывает автор. – Например, мои родственники назывались бендиками по имени моего прадеда Бен-Давида, родившегося в начале XIX века. В советское время Речица была единственным городом на карте СССР, где не задавали надоевший всем Кагановичам вопрос о родственной связи с Лазарем Моисеевичем. Дед Лазаря Моисеевича – Беньямин Каганович переселился из Горваля в деревню Кабаны (ныне поселок Дубравы) украинского Полесья и это, видимо, произошло не поздней начала 80-х годов XIX века».

Надо ли говорить, что у Кагановичей в Кабанах было множество родственников. На еврейскую пасху во дворе сдвигали несколько столов – получался один, длиною метров пятнадцать. Пасхальный ужин по еврейской традиции длился пять с половиной часов. Присоединиться к застолью запросто могли и соседи.

Сложилось так, что семья Кагановичей оказалась единственной еврейской семьей, жившей не в колонии. «И сложилось это не случайно, – объясняет автор „Памятных