Дневник Распутина - Даниил Александрович Коцюбинский

Однако было и другое, куда более фатальное и тяжелое психологическое испытание, которое обрушилось на Григория Распутина в эти годы, – явственное ощущение сжимающегося кольца всеобщей ненависти и все более ясное предощущение неминуемости собственной гибели. Это чувство, входившее в плотный резонанс с «предчувствием гражданской войны», действовало на Распутина разрушающе: «К несчастью, нескончаемые ненависть и противостояние врагов, окружавшие моего отца, в конце концов, оставили след в его характере. Он стал нервным, раздражительным, его стала мучить бессонница, и для того, чтобы забыться, и расслабиться хотя бы на несколько минут, он начал пить»[41]; «Мой отец чувствовал этот агрессивный настрой, ненависть, которая не остановится ни перед чем, чтобы его уничтожить..»[42]Распутину прямо угрожали, его неоднократно пытались убить. «Я еще раз… вытолкал смерть… Но она придет снова… Как голодная девка пристает…», – сокрушался Григорий после провала очередного покушения на его жизнь[43].

Сознание собственной ненавистности для большинства окружающих и – в силу этого – обреченности, особенно нестерпимое для человека, всегда стремившегося к всеобщему поклонению и восхищению, толкало Григория не только в омут пьяного забытья и разгула, но и к тому, чтобы как можно полнее и откровеннее выговориться, утвердить себя словом – вопреки роковому стечению обстоятельств. Из медицинской психологии известно, что последней защитой человека против стресса, причины которого неустранимы, служит «откровенный разговор» – зачастую неважно с кем, лишь бы быть услышанным.

«Болтливость» и хвастовство Распутина в этот период достигли форм и масштабов, небывалых по степени гротеска (в предшествующие годы он всегда вел себя строго сообразно обстоятельствам[44]), что порой вызывало скандалы. Самым громким из них стала история, приключившаяся 26 марта 1915 года в московском ресторане «Яр», где «старец», напившись, стал в непристойных выражениях бравировать своей близостью к царской семье: «Этот кафтан подарила мне “старуха” (так называл Распутин Александру Федоровну), она его и сшила»[45]. «Я делаю с ней все, что хочу»[46], – прибавил он, вероятно, неожиданно для самого себя и тряхнул бородой: «Эх, что бы “сама” сказала, если бы меня сейчас здесь увидела?»[47]. Затем Григорий «заинтересовался смазливыми хористками»[48] и «сделал непристойный жест»[49], после чего «обнажил половые органы и в таком виде продолжал вести беседу с певичками, раздавая некоторым из них собственноручные записки с надписями вроде: ”люби бескорыстно”»[50]. «Записывал своими страшными каракулями их адреса. Обещал каждой небесную благодать»[51]. Эта история, ставшая достоянием гласности, в очередной раз чуть было не стоила Распутину царского расположения, и лишь экстренное вмешательство Александры Федоровны помогло «Нашему Другу» политически уцелеть.

Потребность Григория взять явочным порядком «словесный реванш» у судьбы особенно ярко проявлялась в общении со «своими». По наблюдению начальника царской охраны генерала А. И. Спиридовича, «старец» во время войны в разговорах осмелел «как никогда»: в круге своего общения «он высказывался авторитетно по всем вопросам, волновавшим тогда общество… он не только слушал, а спорил и указывал»[52].

Все сказанное выше позволяет сделать вывод о том, что потребность в надиктовке внутренне раскрепощенных откровений «житийного толка»[53] близкому человеку – прямо вытекала из тех обстоятельств и того душевного состояния, в которых оказался Григорий Распутин в последние два года жизни. Существовали ли такие записи в реальности, и если да, то имеют ли они какое-либо отношение к «Дневнику Распутина» – на эти вопросы ответа пока нет. Однако известно, что в последние годы жизни Распутин требовал, чтобы его устные рассуждения фиксировались письменно. Одна из его «поклонниц», некая Шейла Лунц, свидетельствовала, что однажды «старец» явился к ней на квартиру, посадил за письменный стол и «стал мне диктовать какую-то ерунду на церковно-славянском языке. Я исписала целый лист»[54]. В конце 1915 г. таким спонтанным «диктантам» был придан регулярный характер: И. Ф. Манасевич-Мануйлов доставил на Гороховую, в квартиру Распутина, «переписчицу» с пишущей машинкой. После этого в Царское Село отправлялся уже печатный текст, который «старец» заверял подписью[55].

Подводя итог всему вышесказанному, следует признать, что спор о том, является ли «Дневник Распутина» подлинным документом или подделкой, на сегодня не закончен. Однако, чем бы ни завершился этот диспут, ясно одно: «Дневник Распутина» в любом случае вызывает бесспорный интерес – в первую очередь благодаря обилию фактов и сюжетов, не имеющих аналогов в известных на сегодня литературе и документах. Предположить, что этот документ в основном состоит из выдумок – значит как минимум игнорировать творческий метод создателей «Дневника Вырубовой» (если, конечно, «Дневник Распутина» – также их рук дело).

Одно то, что возможные мистификаторы создали едва ли не наиболее достоверный и целостный из имеющихся на сегодня в исторической литературе психологический портрет Распутина, – позволяет дать высокую оценку степени их погруженности в тему, а также отдать должное их таланту Чтобы составить такой текст, надо было обладать не только обширными знаниями множества конкретных, зачастую очень частных деталей той эпохи, но и весьма тонким пониманием психологии упоминаемых в «Дневнике» людей, их интересов и мотивов поведения.

Если же рассказы (или хотя бы часть их) содержат в себе достоверную фактологическую основу, – это заставляет рассматривать «Дневник Распутина» не просто как возможный опыт исторической мистификации, но как своеобразный исторический источник, требующий тщательной перепроверки.

И пусть читатель сам попробует поучаствовать в расшифровке этого исторического ребуса!

* * *

Выражаем глубокую признательность директору Государственного архива Российской Федерации доктору исторических наук С. Мироненко за любезно оказанное содействие в подготовке настоящей рукописи к печати, а также А. Коцюбинскому, Д. Крутикову и Е. Семыкиной, помощь которых сыграла решающую роль в успешном завершении данного труда.

Д. А. Коцюбинский, кандидат исторических наук

И. В. Лукоянов, кандидат исторических наук

Дневник Распутина

Архивное дело № 36

Переписывался Крамер Л. П. с черновиков Гедымин «с сохранением старой орфографии»

«Дневник» Распутина и 2 письма «Мушки» (писанный, якобы, под диктовку Распутина]. – «Мушкой» – Акилиной Никитишной Лаптинской, монашкой, у которой изгнали «беса», и проживавшей у Р. в качестве секретаря)

Девки тоже хочут править

Я с Катей1 вожусь потому, что мне уж очень она по ндраву пришлась, и я постоянно думал, что телом за тело платить.

А вчера она меня удивила: «Вот, – говорит Катя, – надо мне одно дельцо сделать, а за это мне посулили боле пяти тысяч дать». Стал спрашивать, какое дельцо. Оказалось, что одного купчика-голубчика, он тоже к Кате вхож, надо от войны спасать. Не хочет, шельмец, воевать. А как он родня Филипповых2, то