Михаил Каратеев - По следам конквистадоров

Батюшку сопровождало несколько русских, среди которых оказался казачий офицер Хапков, уехавший в Парагвай в составе первой группы колонистов полгода тому назад. Теперь он возвращался во Францию. Разумеется, его сейчас же обступили толпой и посыпались вопросы:

— Ну, как там в Парагвае? Какую и где дают землю? Как к нашему брату относятся парагвайцы? Каковы условия жизни и труда? Почему вы оттуда уехали? — и т. п.

— Да трудно объяснить все это вам, совершенно не представляющим себе парагвайской действительности, — ответил Хапков. — На первый взгляд все как будто бы ничего: и страна хорошая, и народ симпатичный, и земля прекрасная, и растет на ней все, что посадите. Но попробуйте сначала очистить участок под посевы! Дают вам полосу леса, абсолютно непроходимого: все заплетено лианами и колючками, без топора шагу ступить нельзя. Срубите вы дерево, оно повисает на лианах и не падает. Срубите все соседние, образуется гигантская куча, которую никакими силами не растащишь. Остается только одно: жечь все на месте. Лес сырой, горит плохо, приходится повторять эту операцию много раз. В результате мелочь сгорит, а стволы и пни останутся. Стволы можно распилить и вытащить, но это каторжный труд, ибо деревья там твердые и тяжелые как железо. А с пнями вообще ничего не поделаешь, корни у них такие, что корчевать и не пробуй. Пахать на подобном поле нельзя несколько лет, пока пеньки не сгниют. В ожидании этого, парагвайские крестьяне кое-как взрыхляют землю мотыгами и сажают между пнями маниоку и кукурузу, довольствуясь тем, что вырастет. Запросы у них невелики: есть над головой навес, а на обед вареная маниока, вот и ладно. У нас же потребностей больше и удовлетворить их при таком хозяйстве никак нельзя.

— Вы наверное думаете, что крестьяне там живут, как в русских деревнях, — продолжал он, — Как бы не так! Парагвайское жилище — это простой навес, или в лучшем случае хибарка, со стенами из вбитых в землю кольев, даже не обмазанных глиной. Горбачевскую брошюру читали? Помните там про умеренный украинский климат! Ну, вот, поезжайте и увидите какая это Украина! Жара аховая, лишающая вас всякой энергии. А работать надо, да еще как! Ну, это, конечно, не все, Видите мои руки? — показал Хапков. Они были густо покрыты мозолями, шрамами и какими-то темными пятнами. — Все это будет и у вас. Подкожных блох будете вытаскивать из своих передних и задних конечностей сотнями. Но блохи, в конце концов, зло не такое страшное, как комары и муравьи: первые не оставляют вас в покое ни днем ни ночью, вторые пожирают почти все, что вы посеяли. Бороться с ними без денег немыслимо, а деньги у вас скоро кончатся и новых вы не заработаете. Конечно, все переболеете акклиматизационными болезнями: будут у вас поносы, солнечная чесотка, по телу пойдут нарывы и язвы. Впрочем, через несколько месяцев, когда кровь приспособится к новым условиям, все это само пройдет. Словом, не хочу вас запугивать, но выдержат там очень немногие, остальные разбегутся кто куда, как разбежались две первые группы.

— А что представляет собой станица генерала Беляева и много ли в ней сейчас народа? — осведомился я.

— Станица? — с недоумением переспросил Хапков, — Да вот, сами увидите. А народу там еще немного осталось. Лес, конечно, больше никто не пытается корчевать, но некоторые из имевших деньги купили себе у парагвайцев готовые чакры и на них ковыряются. Ну, всего хорошего, мне пора, — заторопился он. По всему было заметно, что разговор на эту тему не доставлял ему удовольствия.

Проводив гостя мы молча переглянулись. Говорил Хапков спокойно, без всяких признаков озлобления и не обвинял никого, в словах его чувствовалась правда. Судя по могучей фигуре и показанным нам рукам, отнести его к разряду малодушных и убоявшихся труда тоже было нельзя. По всему было видно, что этот человек сдался только после упорной борьбы.

— Ну, нас много, а на миру и смерть красна, — утешались мы. — Одиночки, конечно, не выдерживают, а сообща, Бог даст, справимся.

В тот же вечер нам довелось беседовать с другим беглецом из Парагвая, капитаном Ардатовым, уехавшим со второй группой. Этот оказался гораздо прямолинейней Хапкова.

— Станица генерала Беляева? — переспросил он, — Как же, как же, цветущий край, где все обильем дышит и где я имел сомнительное удовольствие побывать. Вам, конечно, тоже прожужжали уши чудесным украинским климатом, величием города Энкарнасиона, благоустроенной станицей, школой, церковью, госпиталем с тремя врачами, широкой помощью правительства и прочими. Втирали все эти очки и нам, а на деле получилось так: приезжаем в Энкарнасион — дыра прямо зловещая, даже на приличное село не похоже. Тут нашу группу встретил генерал Беляев — симпатичный, ласковый, всем нам страшно понравился. «Добро, говорит, пожаловать, дорогие! Сейчас я вас помещу в здешней казарме, накормлю, дадим вам денек отдохнуть, а потом отвезем в станицу».

Ну, пришли в казарму: голая комната с цементным полом, даже сесть не на что. Принесли парагвайский чай — какую-то бурду без сахара и без хлеба. Выпили мы его и ждем что дальше последует, Но генерал говорит: «Извините, господа, Парагвай страна бедная и больше ничего предложить вам не может».

На другое утро появился какой-то обшарпанный дядя, генерал его нам представил: станичный атаман. Подали и подводы, в каждую впряжено по шести волов. Смотрим мы и диву даемся: зачем, думаем, в такие маленькие телеги по целому стаду впряглись. Но эта загадка вскоре разъяснилась: дорога, оказывается, такая, что по ней и в сухую пору шестерик волов еле тянет, а после хорошего дождя на нее и не суйся. Ну, значит, тронулись. Не успели проехать и полпути, как пошел дождь, к счастью, не очень сильный, но все же дорогу начало быстро развозить. Вещи наши и дети были на телегах, туда же пристроили дам, а сами топали пешком, по щиколотку в грязи; от Энкарнасиона ехать надо было всего десять верст, а ушел на это путешествие целый день. Начало темнеть, когда телеги остановились. Атаман говорит: «Слезай, ребята, приехали в станицу!»

Сначала мы подумали, что он шутит: кроме огромной поляны и окружающего ее леса вокруг ничего не было видно. Наконец заметили на опушке жалкую хибарку — стены из плетня, крыша соломенная — и спрашиваем: а это что, школа, больница или отель для приезжающих? Атаман говорит: «Нет, это мое жилище, оно же и станичное управление. А что касается отеля, то пожалуйте, он тоже тут рядом. Его начала строить первая группа, но недостроив разбежалась, так что вам самим придется его закончить».

С этими словами подвел он нас к нескольким вкопанным в землю столбам. Сверху были положены жерди для крыши, но ни самой крыши, ни стен не было в помине. Атаман торопит: «Выгружайтесь, не задерживайте возчиков!» Ну, сложили мы вещи в «отель» и стоим как дураки. Атаман пожелал нам спокойной ночи и ушел. Моросит дождь, темно, хоть в морду бей, мы мокрые и усталые как собаки, с нами, заметьте, женщины и дети, а обсушиться нельзя и деваться некуда, нет даже огня. Сами понимаете, какие тут благодарности и пожелания сыпались в адрес генерала Беляева, Горбачева и прочих благодетелей, причастных к этому делу!