Страх над Невой. Убийцы Санкт-Петербурга второй половины XIX века – начала XX века - Иван Дмитриевич Путилин

дорогу пожилой монах с бледным скорбным лицом. Я заметил, как крупные слезы катились по его лицу.

У входа в помещение монастырского общежития нас встретил благочинный.

— Несчастье у нас, господа… — проговорил он, осеняя нас благословением. — Иеромонаха Иллариона убили.

Мы вошли в келью убитого. Тело иеромонаха Иллариона лежало в прихожей головой в сторону входных дверей, руки были распростерты. Мы все склонились над трупом. Лицо покойного было обращено вверх. На нем застыло выражение страха, ужаса и большого физического страдания. Глаза, не закрытые, производили особенно тягостное впечатление. Горло было проколото в нескольких местах. Зиявшие раны были теперь полны запекшейся кровью. Огромные лужи крови виднелись вокруг всего трупа. Он, казалось, плавал в кровавом озере.

— Отойдите, господа, немного в сторону! — обратился к нам доктор.

Мы отошли от окна. Доктор низко склонился над трупом и пристально стал всматриваться в мертвые глаза Иллариона. Прошло несколько томительных минут.

— Простите, доктор, — начал прокурор, — почему вы так пристально смотрите в глаза убитому?

— А вы не догадываетесь? Видите ли, некоторые современные ученые Запада в области судебной медицины сделали весьма важное и ценное открытие. Оказывается, что в иных случаях глаза убитых, подобно фотографической пластинке, запечатлевают образ убийцы. Случается это тогда, когда предсмертный взор жертвы встречается со взглядом убийцы… К сожалению, в данном случае этого, очевидно, не произошло. Зрачок тусклый, потемневший… да… да… ничего, ровно ничего не видно. Однако будем осматривать труп.

На правой ладони убитого виднелся глубокий порез.

— Несчастный отчаянно защищался… Видите эту рану на руке? Он хватался за нож убийцы, стараясь его обезоружить, — продолжал доктор.

— А вот и орудие преступления, — сказал я, поднимая с пола два ножа. — Один из них — хлебный, другой — перочинный… Лезвие его согнуто.

— Убийца, очевидно, во время борьбы поранил изрядно себе руки. Видите, вся ряса убитого иеромонаха испачкана отпечатками кровавых пальцев, — вмешался судебный следователь.

Доктор все еще возился с осмотром трупа. Я, прокурор и следователь занялись тщательным осмотром кельи несчастного иеромонаха.

За перегородкой этой комнаты виднелась большая лужа крови у окна. Брызги крови попали и на подоконник, и на лежавший тут расколотый сахар. В большой комнате кровь заметна в разных направлениях. Комод, шкатулка — взломаны.

— Убийство совершено с целью грабежа, — заметил я.

— Без сомнения, — ответил следователь.

На стуле мы нашли тяпку, употребляемую для колки сахара. На комоде, на шкатулке, на столе — везде кровавые следы рук.

— Да, убийца порезал себе руки… — заметил я. — Это очень важная и ценная улика.

— Семь проколов горла! — обратился к нам доктор, покончивший с осмотром трупа. — Убийца в ожесточенной борьбе не мог, очевидно, сразу нанести быстрый и сильный удар. Он медленно и постепенно прокалывал горло своей жертвы.

Я подошел к печке и открыл ее. В ней виднелась большая куча золы. Труба была не закрыта. Я стал рыться в золе и вскоре нашел две жестяные пуговицы.

— Ага! — воскликнул я. — Эти пуговицы доказывают, что убийца сжигал в печке носильное платье, свое, разумеется.

Покончив с осмотром и распорядившись об отправке трупа в медико-хирургическую академию для вскрытия, мы приступили к первоначальному допросу.

— Скажите, отец благочинный, слыл ли покойный за человека особенно состоятельного?

— Не думаю. Мне, конечно, в точности неизвестно, сколько у усопшего было денег, но предполагаю, что о больших деньгах не может быть и речи. Так, несколько билетов, по всей вероятности.

— Нет ли у вас подозрения на кого-либо? Вам, конечно, лучше должны быть известны распорядки вашей монастырской жизни, равно как и лица, здесь бывающие.

— Откровенно вам скажу, в ум не могу взять, кто бы это мог решиться на столь страшное злодеяние, — развел руками благочинный.

Надо было нам самим нащупывать след к раскрытию злодея. Я велел позвать монастырского служителя Якова. Он повторил свой, уже известный нам рассказ о том, как его покойный посылал за табаком и т. д. и как, наконец, он обнаружил убийство.

— Покажи-ка, братец, твои руки! — приказал я ему.

Он спокойно их протянул. Мы все пились в них глазами, особенно доктор. Руки были чистые, без малейшего пореза.

Я отпустил Якова и обратился к казначею Лавры:

— Скажите, отец казначей, кто у вас прежде служил в должности прислужников?

Казначей назвал. Я приказал агенту Назарову записать их.

— Ну а кто за последнее время посещал Лавру?

Среди некоторых лиц казначей назвал, между прочим, Ивана Михайлова, который до сентября прошлого года был монастырским служителем.

— А не знаете ли вы, когда в последний раз был в Лавре этот Иван Михайлов?

Тут из среды братии выдвинулись два монаха и заявили, что видели этого Михайлова в Лавре не далее как третьего дня, то есть накануне убийства иеромонаха Иллариона. Михайлов явился в Лавру без всякой надобности, провел целый день накануне убийства, ночевал в Лавре, затем появился также в день совершения преступления. Это было весьма важное и ценное указание!

— Где же мог у вас ночевать Михайлов? — спросил следователь.

— Наверно, в сторожке у кого-либо из сторожей.

Мы приказали позвать всех сторожей. Один из них заявил, что ночевал Михайлов у него, что он, Михайлов, собирался в 10 часов вечера уехать к себе на станцию Окуловка.

— Ну, теперь за работу! — тихо сказал я прокурору и следователю. — Будьте спокойны, господа, я вам скоро представлю убийцу…

— Мы не сомневаемся в вашей кипучей энергии и в вашем таланте, ваше превосходительство, — ответили они.

В тот же день поздно ночью я призвал к себе нескольких агентов.

— Вот в чем дело, господа. У Назарова записаны лица, служившие раньше в Лавре, бывавшие там в последнее время. Вы ознакомьтесь с этим списком и немедленно начните их поиски. Действуйте с крайней осторожностью, чтобы не спугнуть действительного преступника. Соберите о них самые тщательные сведения и по мере получения их докладывайте мне.

Отпустив их, я велел позвать к себе Назарова, энергичного и ловкого чиновника сыскной полиции, отлично зарекомендовавшего себя целым рядом удачно выполненных розысков.

— Ну, Назаров, вам предстоит случай отличиться, так как убийство иеромонаха Иллариона является далеко не заурядным преступлением. Дерзость, с какой убийца не побоялся совершить свое злодеяние в стенах Лавры, в общежитии монашествующих, чистота, наконец, «работы» (подумайте, никто не слыхал ни малейшего звука борьбы) — все это показывает, что мы имеем дело с достаточно смелым, ловким злодеем.

— Постараюсь всеми силами оправдать доверие вашего превосходительства, — отвечал Назаров.

— Завтра с первым утренним поездом вы отправитесь на станцию Окуловка. — Из расспросов сторожа Лавры, у которого провел ночь Михайлов, я узнал, что Михайлов служил раньше на этой станции стрелочником, затем, будучи уволен, приезжал в