Ирвинг Стоун - Джек Лондон

За «Любимцами Мидаса» последовали «Мечта Дебса», где была предсказана всеобщая сан-францисская забастовка 1934 года, и «Железная пята», предвещавшая разгул и повсеместный террор фашизма. После смерти писателя в мнениях критиков о его работе нашлось мало общего, но одно положение почти не вызывает разногласий: Джек Лондон — отец пролетарской литературы в Америке. В 1929 году журнал «Новые массы» нашел простые и верные слова, чтобы выразить эту мысль:

«Настоящий пролетарский писатель должен не только писать для рабочего класса; нужно, чтобы рабочий класс читал его. Настоящий пролетарский писатель не просто использует жизнь пролетариата в качестве материала для своих произведений; его творения должны дышать огнем революции. Джек Лондон был истинно пролетарским писателем — первым и пока что единственным в Америке пролетарским писателем большого таланта. Читатель-рабочий читает Джека Лондона. Это автор, которого читали все. Его читают и перечитывают заводские рабочие, работники с ферм, матросы, шахтеры, продавцы газет. Он связывает их воедино в области литературы. Он самый популярный писатель рабочего класса Америки».

Субботние сборища по-прежнему остались праздничным событием недели, причем теперь друзья стали приходить еще засветло. Джек был завзятым любителем всевозможных головоломок. Чего ему только не несли: и ребусы, и бирюльки, и механические игрушки с секретом, и китайские бильярды всех сортов. Бэсси прилежно рылась з журналах, вырезая все купоны, прилагаемые к рекламам игр, головоломок и шуточных задач. К ужину собиралось человек пятнадцать-двадцать; играли в живые картины, разыгрывали пантомимы, шарады; ломали головы, пытаясь разъединить сцепленные стальные кольца; пили из стаканов с отверстием у донышка, откуда вода фонтаном заливала галстук, и, сунув руки в карман, нередко находили в нем что-нибудь вроде пушистого мышонка. Смех гремел не умолкая. Поддерживал веселье Джек, он любил смеяться — смеяться всласть, досыта, до изнеможения. Детство у него было безрадостное; и ему хотелось наверстать упущенное — хотя бы вот такими нехитрыми развлечениями.

Круглый обеденный стол, за который садились ужинать, неизменно становился ареной ожесточенных споров. Хозяину дома было известно, чем можно «поддеть» каждого; он изводил гостей притворно-серьезными репликами, пока не вызывал их на генеральное сражение. В компании появились и молодые женщины: журналистки, музыкантши, писательницы; после ужина танцевали, пели, музицировали. Вернулась из Европы племянница миссис Нинетты Эймс Клара Чармиан Киттредж, первоклассная пианистка. Джек любил, присев на скамеечку рядом с нею, слушать, как она играет и поет.

Когда с музыкальной частью было покончено и все приходили в более спокойное настроение, Джек приносил то, что написал за неделю, и усаживался в кожаное кресло у камина. В комнате гасили свет, и лишь колеблющееся пламя освещало страницы. Он читал, и друзья внимательно слушали, потом обменивались мнениями. Час, а то и два протекали в чинных разговорах о литературе, а там Джек затевал новую забаву: извлекались карты, и общество усаживалось за игру — такую, которая сулила побольше смеха и оживления. Удача или поражение — не все ли равно! Джек хохотал до упаду; выиграв или проиграв ставку, он волновался, как ребенок. Те, кому случалось бывать на этих «средах открытых дверей», до сих пор вспоминают о них как о самых чудесных и волнующих вечерах в своей жизни.

Для желающих в доме всегда имелся галлон кислого красного итальянского вина, но виски — ни капли. Вот уже восемь-девять лет, как Джек, в сущности, не пил. По дороге в Клондайк он захватил с собой через Чилкутский перевал кварту шотландского виски и полгода спустя впервые откупорил ее, чтобы использовать виски в качестве наркотика — половину влили в глотку старателю, которому доктор Харви ампутировал ногу; другую проглотил сам доктор. Больной выжил.

Еще в начале года Мак-Клюр посоветовал Джеку выпустить второй сборник рассказов об Аляске; материала накопилось достаточно. В мае сборник под названием «Бог его отцов» вышел в свет. Нужно сказать, что, хотя ни один рассказ в этой книге не может сравниться по блеску с «Северной Одиссеей», в целом уровень мастерства здесь выше, чем в первом сборнике. Джек продолжает революционизировать манеру повествования, безжалостно выбрасывает из рассказа все несущественное, внешнее, показное, срывает с формы мишуру, чтобы она не мешала развитию действия. Этими рассказами он доказал, что тема смерти в литературе сильнее, чем тема любви. Некоторым критикам второй сборник понравился меньше первого, но по большей части отзывы прессы были полны энтузиазма. Вот выдержка из «Коммерческих объявлений»: «Рассказы стоят того, чтобы их читали — и читали широко. Они воплощают одно из самых обнадеживающих течений современной американской литературы». А вот как в июле 1901 года отозвался о сборнике журнал «Нация»: «Рассказы, собранные в «Боге его отцов», ярки, сжаты, драматичны. Они подчас грубоваты, обычно не слишком приятны, неизменно циничны и безудержно смелы. Но если вам захочется прочесть нечто интересное, занятное, трогающее до глубины души — лучше этой книги не придумаешь».

Писали и другие: «Сильнейший наш рассказчик после По…», «Новый Киплинг с запада…», «Сделал то же для Аляски, что Брет-Гарт для Калифорнии…», «Потрясающее впечатление…», «Мощь и сила… правдиво, жизненно… первоклассный мастер слова… прирожденный рассказчик… острая наблюдательность, реалистичность… чистота, стремительный темп, мужество… полон здорового оптимизма… возрождает веру в силы нашей расы». Слышались и голоса недовольных: рассказы вульгарны, дышат жестокостью, отталкивающе неприятны, ни лоска, ни тонкости, ни изящества.

К Феликсу Пиано, в чей удивительный дом незадолго до этого переехал с семьей Джек, сан-францисская газета «Экзаминер» прислала репортера и фотографа с заданием достать материал для большого разворота с фотографиями Джека и его рабочей комнаты. Скульптор Феликс Пиано, эксцентричный итальянец, украсил фасад своего дома гипсовыми арабесками, урнами, скульптурами фавнов, ангелов, чертей, дриад, кентавров, херувимов и пышными обнаженными женскими фигурами, возлежащими под сенью виноградных кущ, — полный комплекс украшений в духе рококо, именно то, против чего Джек восставал в литературе. Времена были нелегкие, и Пиано большую часть дома сдал Джеку бесплатно, только за то, чтобы столоваться у своих жильцов. Внутри было просторно и удобно, хотя внешний вид дома представлял собою нечто немыслимое.

После статьи «Экзаминера» Джек почувствовал, что в районе залива Сан-Франциско он получил прочную известность; увы, от славы местного масштаба в материальном отношении было очень мало пользы. Приходили письма от поклонников таланта. Судя по всему, его рассказы и портреты больше всего трогали женщин, которые обращались к нему с самыми разнообразными просьбами. Одна такая дама, ссылаясь на рекомендации своего священника, предложила Джеку стать отцом ее ребенка. Дитяти, таким образом, будет обеспечена великолепная наследственность, как духовная, так и физическая. От всей души одобряя солидную биологическую базу предложения, Джек все же ухитрился от него уклониться.