Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками - Коллектив авторов

старины,

И сердца трепетные сны.

II

И свет ее с улыбкой встретил;

Успех нас первый окрылил;

Старик Державин нас заметил

И, в гроб сходя, благословил.

‹…›

«Евгений Онегин».

Глава 8

ИЗ РАННИХ РЕДАКЦИЙ

I

В те дни, когда в садах Лицея

Я безмятежно расцветал,

Читал охотно Елисея,

А Цицерона проклинал,

В те дни, как я поэме редкой

Не предпочел бы мячик меткой,

Считал схоластику за вздор

И прыгал в сад через забор,

Когда порой бывал прилежен,

Порой ленив, порой упрям,

Порой лукав, порою прям,

Порой смирен, порой мятежен,

Порой печален, молчалив,

Порой сердечно говорлив,

II

Когда в забвенье перед классом

Порой терял я взор и слух,

И говорить старался басом,

И стриг над губой первый пух,

В те дни… в те дни, когда впервые

Заметил я черты живые

Прелестной девы и любовь

Младую взволновала кровь

И я, тоскуя безнадежно,

Томясь обманом пылких снов,

Везде искал ее следов,

Об ней задумывался нежно,

Весь день минутной встречи ждал

И счастье тайных мук узнал,

III

В те дни – во мгле дубравных сводов

Близ вод, текущих в тишине,

В углах лицейских переходов

Являться муза стала мне.

Моя студенческая келья,

Доселе чуждая веселья,

Вдруг озарилась! Муза в ней

Открыла пир своих затей;

Простите, хладные науки!

Простите, игры первых лет!

Я изменился, я поэт,

В душе моей едины звуки

Переливаются, живут,

В размеры сладкие бегут.

IV

И, первой нежностью томима,

Мне муза пела, пела вновь

(Amorem canat aetas prima)

Все про любовь да про любовь.

Я вторил ей – младые други

В освобожденные досуги

Любили слушать голос мой.

Они, пристрастною душой

Ревнуя к братскому союзу,

Мне первой поднесли венец,

Чтоб им украсил их певец

Свою застенчивую музу.

О, торжество невинных дней!

Твой сладок сон душе моей.[35]

V

И свет ее с улыбкой встретил,

Успех нас первый окрылил,

Старик Державин нас заметил

И, в гроб сходя, благословил.

И Дмитрев не был наш хулитель;

И быта русского хранитель,

Скрижаль оставя, нам внимал

И музу робкую ласкал.

И ты, глубоко вдохновенный

Всего прекрасного певец,

Ты, идол девственных сердец,

Не ты ль, пристрастьем увлеченный,

Не ты ль мне руку подавал

И к славе чистой призывал.

________

В те дни, когда в садах Лицея

Я безмятежно расцветал,

Читал украдкой Апулея,

А над Виргилием зевал,

Когда ленился и проказил,

По кровле и в окошко лазил,

И забывал латинский класс

Для алых уст и черных глаз;

Когда тревожить начинала

Мне сердце смутная печаль,

Когда таинственная даль

Мои мечтанья увлекала,

И летом …… для дня

Будили радостно меня,

________

Koгда французом называли

Меня задорные друзья,

Когда педанты предрекали,

Что ввек повесой буду я,

Когда по розовому полю

Резвились и бесились вволю,

Когда в тени густых аллей

Я слушал клики лебедей,

На воды светлые взирая,

Или когда среди равнин

………………….

Кагульский мрамор навещая

………………….

20

* * *

Чем чаще празднует Лицей

Свою святую годовщину,

Тем робче старый круг друзей

В семью стесняется едину,

Тем реже он; тем праздник наш

В своем веселии мрачнее;

Тем глуше звон заздравных чаш

И наши песни тем грустнее.

Так дуновенья бурь земных

И нас нечаянно касались,

И мы средь пиршеств молодых

Душою часто омрачались;

Мы возмужали; рок судил

И нам житейски испытанья,

И смерти дух средь нас ходил

И назначал свои закланья.

Шесть мест упраздненных стоят,

Шести друзей не узрим боле,

Они разбросанные спят –

Кто здесь, кто там на ратном поле,

Кто дома, кто в земле чужой,

Кого недуг, кого печали

Свели во мрак земли сырой,

И надо всеми мы рыдали.

И мнится, очередь за мной,

Зовет меня мой Дельвиг милый,

Товарищ юности живой,

Товарищ юности унылой,

Товарищ песен молодых,

Пиров и чистых помышлений,

Туда, в толпу теней родных

Навек от нас утекший гений.

Тесней, о милые друзья,

Тесней наш верный круг составим,

Почившим песнь окончил я,

Живых надеждою поздравим,

Надеждой некогда опять

В пиру лицейском очутиться,

Всех остальных еще обнять

И новых жертв уж не страшиться.

А. С. Пушкин.

1831

ИЗ РАННИХ РЕДАКЦИЙ

Вторая строфа

Давно ль, друзья… но двадцать лет

Тому прошло; и что же вижу?

Того царя в живых уж нет;

Мы жгли Москву; был плен Парижу;

Угас в тюрьме Наполеон;

Воскресла греков древних слава;

С престола пал другой Бурбон;

Отбунтовала вновь Варшава.

21

* * *

Была пора: наш праздник молодой

Сиял, шумел и розами венчался,

И с песнями бокалов звон мешался,

И тесною сидели мы толпой.

Тогда, душой беспечные невежды,

Мы жили все и легче и смелей,

Мы пили все за здравие надежды

И юности и всех ее затей.

Теперь не то: разгульный праздник наш

С приходом лет, как мы, перебесился,

Он присмирел, утих, остепенился,

Стал глуше звон его заздравных чаш;

Меж нами речь не так игриво льется,

Просторнее, грустнее мы сидим,

И реже смех средь песен раздается,

И чаще мы вздыхаем и молчим.

Всему пора: уж двадцать пятый раз

Мы празднуем Лицея день заветный.

Прошли года чредою незаметной,

И как они переменили нас!

Недаром – нет! – промчалась четверть века!

Не сетуйте: таков судьбы закон;

Вращается весь мир вкруг человека, –

Ужель один недвижим будет он?

Припомните, о други, с той поры,

Когда наш круг судьбы соединили,

Чему, чему свидетели мы были!

Игралища таинственной игры,

Металися смущенные народы;

И высились