Музей «Шпионский Токио» - Александр Евгеньевич Куланов

внутрияпонским, практически неизвестным за рубежом феноменом. Окончательный перелом в истории наступает с началом третьего этапа – после окончания войны, когда «…в Японии офицеры оккупационных войск охотились за выпускниками школы Накано и литературой по ниндзюцу». Ким, скорее всего фантазируя, рисует картину этой охоты и называет уже известные нам сочинения и говорит о «ниндзюцуведах»:

«Так, например, майор Мактаггарт обнаружил в одном монастыре секты цзен в горах Кисо древнейший трактат по ниндзюцу – “Бансенсюкай”, где говорится об основных приемах внедрения агентуры к врагу, способах маскировки агентуры и дезориентации врага. Настоятель монастыря – потомок знаменитого ученого-ниндзюцуведа Ямасироноками Кунийоси – запросил 50 тысяч долларов за эту уникальную книгу, но после двух выстрелов из кольта в статую богини Авалокитешвары снизил цену до пяти консервных банок спаржи».

Более того, Роман Ким впервые применяет термин «ниндзя» к современным разведчикам. Он пишет о… «нацистских ниндзя», рассказывая о знаменитом Отто Скорцени, а говоря о Японии и явно руководствуясь своими определениями, упоминает, что в этой стране «…американцы взяли в плен несколько сот ниндзя высшей квалификации и много старинных секретных монографий чрезвычайной ценности»{103}. Таким образом, в 1964 году для Кима, значительно расширившего свои знания о ниндзюцу, ниндзя по-прежнему не только исторические персонажи, но и современные ему исполнители тайных миссий: третий период существования ниндзюцу современен автору.

Что же такое ниндзюцу ХХ века по версии Романа Кима? Вот как он сам подробно отвечает на этот вопрос:

«1. Ниндзюцу делится на три части: низший, средний и высший ниндзюцу. Низший – это комплекс знаний и навыков, нужных для войсковых разведчиков, диверсантов, террористов, солдат специальной, то есть антипартизанской, войны.

Средний – это наука об агентурной разведке в широком смысле слова: о методах вербовки, о типах агентуры, о видах агентурных комбинаций, о встречном использовании чужой агентуры и т. д.

Высший – наука об особых политических акциях: о том, как подготавливать и организовывать инциденты, столкновения, волнения, мятежи и перевороты, как создавать чрезвычайные ситуации для форсирования хода событий»{104}.

Сегодня это выглядит интересной попыткой необычной, практически апокрифичной, интерпретации расхожей триады дзёнин – тюнин – гэнин. Благодаря кино – от японских черно-белых фильмов 1960-х годов до выросших из них голливудских кинопродуктов – мы уже давно привыкли к ставшей классической точке зрения, согласно которой уровни «дзё», «тю» и «гэ» обозначают социальное и политическое положение их обладателей среди синоби – от высшего к низшему. У Романа Кима такой привычки не было и быть не могло, а потому, по большому счету, он развивает и осовременивает постулаты автора трактата «Бансэнсюкай» Фудзибаяси Ясутакэ о двух уровнях ниндзюцу: ёнин (светлое, янское «нин» – ниндзюцу) и иннин (темное, иньское) мастерство. Как и следует ожидать от культуры, ориентированной на мужское начало – ян, ёнин – высший уровень, искусство оперативного мастерства и стратегических игр. По меткому замечанию Алексея Горбылева, это то, что японские историки иногда называют «…дзуйно ниндзюцу – то есть “мозговое ниндзюцу”, поскольку в него входят методы организации шпионских сетей, анализа полученной информации, разработки долгосрочных стратегических планов на основе учета разнообразных факторов – политических, экономических, военных, географических и т. д., прогнозирование ситуации. Это уровень политика высшего эшелона, командующего армией и руководителя организации разведки и шпионажа – дзёнина»{105}. Не правда ли, похоже на определения Кима в отношении высшего и среднего уровней ниндзюцу?

Что же касается иннин, то оно «…имеет дело с конкретными приемами добывания секретной информации. В него входят способы проникновения на вражескую территорию с использованием легенды, различные уловки для обмана бдительности стражи, приемы подслушивания и подсматривания, ускользания от погони и многое другое»{106}. По классификации нашего героя, вышеперечисленный арсенал соответствует навыкам, необходимым в службе войскового разведчика, партизана и, наоборот, специалиста по контрпартизанской борьбе, то есть – тактическому уровню ведения разведки. Так что, если мы продолжим умозрительное сравнение повести Кима с книгой Флеминга, Джеймс Бонд – мастер женского (иньского) ниндзюцу.

В «Школе призраков» Роман Николаевич переосмысляет уровни ёнин и иннин, соединяет их и снова делит, но уже на три части в соответствии с представлениями военной науки ХХ века: на уровни тактического, оперативно-тактического и стратегического командования – и, разумеется, оснащая эти определения современной лексикой. В сочетании с использованием старого, в наших представлениях, слова «ниндзя» и заново строя триаду дзёнин – тюнин – гэнин, он как бы заставляет их существовать уже в настоящем времени.

Так возникает странный феномен. В «Бансэнсюкай» нет триады, но есть дзёнин и тю/гэ-но-синоби

или и однажды встречающееся слово «гэнин» в значении «слуга». Из них, по всей видимости, крупнейший популяризатор ниндзюцу середины ХХ века, основатель музея ниндзя в Ига и мэр этого города Окусэ Хэйситиро сконструировал в свое время схему дзёнин — тюнин — гэнин. Благодаря своей простоте она стала необыкновенно популярна. Каждый уровень в этой схеме характеризует личное мастерство каждого конкретного ниндзя в определенных сферах его деятельности и не всегда напрямую влияет на его позицию в обществе ниндзя[17]. Роман Ким же в своих размышлениях об искусстве синоби видит не две, а три качественные характеристики уровней ниндзюцу как области специальных знаний — как и Окусэ. Но в противоположность Окусэ, дзё, тю и гэ по Киму — уровни использования этих самых знаний и навыков в военной и политической областях жизни современного мира, а не показатели профессиональной квалификации каждого конкретного исполнителя.

Вообще для Кима в анализе ниндзюцу, а «Школа призраков» – это именно попытка такого анализа, принципиально важным является возможность экстраполяции классического, древнего ниндзюцу на ниндзюцу современное. Естественно, что в таком случае автор сразу забраковывает и отправляет «на свалку истории» так называемые техники «среднего» и «низшего» классического – средневекового ниндзюцу, потому что современные методы работы разведчиков, контрразведчиков и диверсантов, их техническая оснащенность шагнули слишком далеко вперед. Кто сейчас будет использовать тэцубиси или меч? И наоборот, самое пристальное внимание Ким уделяет «высшему» ниндзюцу, потому что стратегия – всегда искусство. Оказывается (по Киму), что военно-политические комбинации «вывернутый мешок», «горное эхо», «спускание тетивы», «плевок в небо» и другие, которые в эпоху японского феодализма осуществляли Ода Нобунага, Мори Мотонари, Такэда Сингэн и прочие полководцы времен Сэнгоку{107}, имеют право на актуальность и жизнеспособность в наше время с той только разницей, что «воюющими провинциями» стали теперь многие государства Африки и Азии, а полем битвы – Земля. Не случайно поэтому одним из талантливых и удачливых адептов ниндзюцу, «идеальным ниндзя», знакомым с сочинениями Ито Гингэцу и Фудзита Сэйко, Роман Ким называет знаменитого разведчика-геополитика ХХ