Артем Драбкин - Я дрался с асами люфтваффе. На смену павшим. 1943—1945.

Я почти всю войну провоевал командиром звена.

Как летчик-истребитель я своими четырьмя сбитыми законно горжусь. Как летчику-истребителю мне выпало счастье видеть, как взрываются ударом о землю сби­тые мной самолеты врага. (Поверь, это счастье.) Но еще больше я горжусь тем, что за всю войну в моем звене не было потеряно ни одного летчика! В моем зве­не летчики не гибли, ко мне в звено летчики только приходили, приобретали боевой опыт и уходили на по­вышение в другие звенья и эскадрильи. Ни одного по­гибшего! В отношении потерь я был чертовски удачли­вым командиром. Когда ко мне новичка посылали, я ему сразу говорил: «Запомни! В моем звене правило про­стое — или мы возвращаемся все, или погибаем все! Все на всех поровну — и жизнь, и смерть!» Только так!

Больше того, в прикрывавшихся моим звеном штур­мовиках и бомбардировщиках тоже нет ни одной поте­ри от немецких истребителей. За всю войну! Хотя слу­чалось моему звену прикрывать и четверку, и шестерку, и восьмерку. Понял?

— Понял, а когда вас сбили, там вы разве не звеном были?

— Звеном, но не моим. Тогда надо было лететь экс­тренно, просто собрали две пары, из летчиков разных звеньев. Я в том бою вообще ведомым был.

— Из всех видов боевых задач — «свободная охота», маневренный бой, «непосредственное со­провождение» и атака бомбардировщиков против­ника — какая технически самая сложная? На ваш взгляд.

— Да во всех есть свои сложности, но «непосредст­венное сопровождение», наверное, самая тяжелая за­дача. Сложная задача, не каждому по плечу. С ней ус­пешно мог справиться далеко не каждый летчик и даже далеко не каждый истребительный авиаполк. Да, имен­но «непосредственное сопровождение». Ты же как свя­занный! Ни скорости, ни маневра! Носишься, как пес на цепи, только и успевай «отгавкиваться» да смотри, что­бы тебе самому «хвост не оторвали».

Вот в нашем полку это умели. Поверь, гвардейское звание, его не просто так присваивают.

—  А следующая по сложности?

— Тяжелые бомбардировщики атаковать. Особен­но, если их много — 2—3 девятки и больше. Хрен его знает, куда их стрелки палят! Во всех направлениях. Никогда не скажешь точно: то ли по тебе, то ли «в бе­лый свет как в копейку». Тут от тебя ничего не зависит, а это очень неприятно. Хоть у немцев пулеметы и сла­бенькие были, и стрелки «не очень», но все равно тяже­ло. Пуля она же дура, не разбирает — когда в броне­стекло, а когда и в голову.

—  Когда вы в победу поверили окончательно?

—  Да в принципе я никогда не сомневался, что по­бедим. А окончательно понял, что мы победили, когда мы в Германию вступили. Еще бои шли, а я уже по­нял — победа, мы победили!

— А в 1941—1942 годах не было ощущения, что «все, конец, продули!»?

— Временами накатывало. В эти годы было по-на­стоящему тяжело. Первые два года войны мы продер­жались «на костях и крови»! Как оказалось, ни черта у нас нет! Вроде какая армия была! А бежали наши, как овцы. Ни командиров, ни оружия! Но разозлились и продержались только вот на этой злости, на силе духа: «Убивайте нас, но назад мы не сдвинемся! В крови на­шей захлебнетесь, но не пройдете!» Первые два года войны немцы действительно захлебывались нашей кровью. Потом мы уже научились воевать, и в то время, когда я воевал, наши потери по сравнению с 1941 — 1942 годами были намного меньше.

Теперь я уже понимаю: немцы были страшной силой. У них идея была, то, что весь мир — это только для них, а все остальные — это так, мусор под их сапогами. И по­верь, в эту идею немцы верили фанатично. Не останови мы их, и Америка не устояла бы. Они бы и ее достали.

Тогда я немцев ненавидел, сейчас уже нет, пони­маю — за свой самообман они заплатили полной мерой.

— Сейчас многими принято считать, что в Вели­кой Отечественной войне нам лучше бы было иметь летчиков числом поменьше, но квалификацией по­выше. На ваш взгляд, насколько они правы?

— Кое в чем, конечно, правы. Много у нас было недо­учек, отсюда и потери. И я был недоучкой, но мне повезло.

Но, с другой стороны, и количество сильно умень­шать тоже нельзя. Пойми, иметь ВВС, состоящие толь­ко из немногочисленных асов, невозможно.

Поверь, я, как никто другой, уважаю таких асов, как Кожедуб или Покрышкин. Это люди выдающихся бое­вых мастерства и таланта. Я-то, как никто другой, пони­маю, какого пота и крови им стоили их победы. Осо­бенно в наших ВВС, где летчику и выбирать не из чего, и убегать нельзя. Но при этом могу заявить тебе точно, на 99% война с люфтваффе была выиграна такими лет­чиками, как я, — простыми, не героями. Именно такие, как я, занимались тяжелой, рутинной, но необходимой работой — обеспечивали удары штурмовиков и бом­бардировщиков, прикрывали наземные войска, сами штурмовали наземные части немцев, летали на развед­ку и много чего другого. Занимались тем, из чего и со­стоит война, и не будь нас, на эту каждодневную и еже­часную «рутину» Героев просто не хватило бы.

Да, Кожедуб и Покрышкин как воздушные бойцы выше всех, но на войне они вдвоем не заменят даже десятка таких, как я. И уж тем более не заменят сотню. Вот и весь расклад.

Тяжело правильно рассчитать, сколько и как надо учить летчиков, чтобы и мастерство они приобрели, и в численности не потеряли. Невероятно трудно.

— То есть если я понял вас правильно, то со­ветские ВВС воздушную войну с люфтваффе вы­играли именно потому, что просто были лучше приспособлены для ведения войны «на истоще­ние»?

— Да. Это ты правильно сказал — именно «на исто­щение». Когда мастерством, когда техникой, а когда и собственной кровью. Чего победа требовала, то мы и давали, ничего не жалели.

— И еще один вопрос: на ваш взгляд, война для летчика-истребителя—работа или спорт?

— Работа... Тяжеленная... До потери сознания и жизни.

—   Сейчас ваше мнение о войне не изменилось?

—  Нет. Поверни жизнь вспять, и я бы опять посту­пил точно так же. Стал бы воевать летчиком-истребите­лем. Вот так...

В архивных документах частей и соединений, в которых воевал И.И. Кожемяко, отмечена только одна его воздушная победа. 12.10.43 в р-не Богатыревки в воздушном бою на самолете Як-1 лично сбил один Ме-109.

Источник

ЦАМО РФ, ф. 11 гиад, оп. 1, д. 16 «Приказы дивизии» (за 1943 г.).

Маслов Леонид Захарович

Я окончил Борисоглебскую авиационную школу имени Чкалова осенью 1943 года. Мой путь в авиацию почти ничем не отличался от пути других мальчишек. Сначала, еще пятнадцатилетним пацаном, летал на планерах, потом, учась в ФЗУ завода «Калибр» в Моск­ве, по комсомольскому набору поступил в аэроклуб. Тогда был клич — дать стране сто тысяч летчиков. Ну и, конечно, летчики, такие, как Чкалов, Байдуков, в героях ходили. Все мечтали стать летчиками. Аэроклуб закон­чил на У-2 в 1940 году и тут же поступил в Борисоглеб­скую школу.