Петр Григоренко - В подполье можно встретить только крыс

Вот так, в течение всех предыдущих лет нас вполне подготовили к агрессивной войне. И тут уж не наша вина, что агрессию совершили не мы. Мы к ней были готовы, но руководство оказалось неспособным использовать эту готовность. Более того, оно разрушило ее разгромом лучших своих военных кадров.

Надеяться на то, что и нынешние советские руководители не смогут использовать агрессивный потенциал своей страны, по меньшей мере, наивно. Но среди западных руководителей встречаются и такие, кто вообще не верит в агрессивные намерения советских правителей. Таким я посоветовал бы поприсутствовать, если их, разумеется, допустят, на всесоюзной пионерской военной игре "Зарница", рукoвoдимой маршалом Советского Союза Баграмяном. Теперешние советские правители ушли в деле военной подготовки всего населения, начиная от детей, значительно дальше, чем в мое время. Теперь существуют обязательные для всего населения занятия по гражданской обороне, комсомольские военизированные походы по местам боевой славы, комсомольские военные игры и всесоюзная пионерская игра "Зарница". Но теперь, показав вам, как мальчишки со свирепыми лицами спрыгивают с танков, с настоящих боевых танков, и бросаются в атаку, могут с серьезным видом прочитать статью Уголовного Кодекса, запрещающую пропаганду войны. Блажен, кто верует. Но пусть знает, что советских людей не пропагандируют, их учат воевать и приучают делать это не рассуждая. Возможности же развертывания теперь не идут ни в какое сравнение с 30-ми годами. Ведь чем больше войск, тем больше можно развернуть формирований 2-й и 3-й очереди. В общем, живите спокойно, господа демократы. О вас, при случае, позаботятся.

Мы в то время тоже собирались "позаботиться" о "прогнившем капиталистическом обществе" - "подать руку помощи" "братьям по классу". Развертывались не только войсковые организмы, но и высшие учебные заведения. Студенческий набор, с которым прибыл и я в Военно-Техническую Академию осенью 1931 года почти удвоил ее численный состав. Но это еще не было развертывание, а лишь подготовка к нему. Уже ранней весной 1932 года начальник нашего факультета Цалькович сообщил партийному активу о правительственном решении: расформировать Военно-техническую академию и на ее базе создать ряд специальных военных академий - Артиллерийскую, Бронетанковую, Военно-Инженерную, Связи, Электротехническую, Химическую, которая в целях маскировки была названа Противо-Химической защиты. В основу каждой такой Академии берутся соответствующий факультет Военно-технической академии и одно из подходящих по профилю гражданских высших учебных заведений. Наша Военно-инженерная академия создавалась на базе Военно-инженерного факультета Военно-технической академии и старейшего российского высшего инженерно-строительного учебного заведения - ВИСУ (Высшее Инженерно-Строительное Училище). Разумеется, наша академия должна была находиться в Москве. Для этого ей передавались в качестве учебной базы все учебные здания и лаборатории ВИСУ, студенческие общежития и дома профессорско-преподавательского состава - для размещения слушателей и постоянного состава, прибывающих из Ленинграда. Намечалось ускоренное строительство городка стандартных домов на Шоссе Энтузиастов - в районе прожекторного завода. Профессорско-преподавательский состав и студенты ВИСУ, за исключением тех, кто по различным причинам были отсеяны и направлены в другие ВУЗы, призывались на военную службу и получали назначения во вновь созданную академию.

Вся реорганизационная суета, нашего (ленинградского) состава, коснулась мало. Факультет в зародышевой форме нес в себе структуру будущей академии. Он состоял из отделений: командного, оборонительного строительства, необоронительного строительства, аэродромного строительства, морского строительства, строительных машин и электротехники. Все эти отделения развертывались в факультеты и все, кроме командного, с нового учебного года получали пополнение из числа бывших студентов ВИСУ. Текущий учебный год мы заканчивали в Ленинграде. Отсюда получили и распределения на лето - на топографическую практику. Нам выдали также отпускные документы и предписание прибыть к новому месту службы в Москву - Покровский бульвар 5 - к 1 октября 1932 года.

Реорганизационные дела, в свете последующих событий, спасли меня от многих возможных бед. Из-за этих дел я не смог поехать в отпуск и не видел страшный призрак нового голода, надвигавшегося снова на мою родную Борисовку и на всю округу. Топографическая практика проводилась в районе Парголово - Юкки под Ленинградом. Затем почти два месяца (июнь-июль) я руководил завершением строительства "ансамбля" в Могилев-Подольском укрепленном районе. Девять огневых точек, связанных между собой подземными ходами ("потернами"), будучи во взаимной огневой связи, седлали высокий берег излучины Днестра и держали под плотным орудийным и пулеметным обстрелом зеркало реки и противоположный берег на фронте свыше километра. Работой я был чрезвычайно увлечен - пропадал там весь день, а часто и ночь, засыпая на короткое время в одном из многочисленных "карманов" потерн.

Я во что бы то ни стало хотел достроить свой ансамбль. А это не просто.

Наиболее характерной приметой фортификационного строительства является длительная его незавершенность. Хотя и в гражданском строительстве этой болезни хватает. Выполнят огромный объем работ, останутся лишь мелочи внутреннего оборудования и их никак доделать не могут. Один начнет, не закончив, бросит. Пройдет время и надо начинать сначала. А тем временем припасенные предыдущим исполнителем детали где-то запропастились, а запасных нет. И снова бросят. Идет и идет время, а оно работает не на улучшение сделанного руками человека, а на разрушение.

Когда я пришел на "ансамбль", там царила мерзость запустения. Двери не закрывались, ни один механизм не работал, все позаржавело, обтюрации (герметизации) не было. И вообще был мертвый железобетон и помещения, непригодные даже для овощехранилища. Чтобы вдохнуть во все это жизнь, надо было потрудиться, имея при этом все детали и детальки, необходимые для работы. А их уже успели поломать, порастерять или засунуть в такие уголки огромных складов, откуда их не достать без специальной экспедиции. Розыски или поделка всего этого стали основным содержанием моей работы в предстоящие два месяца. Два наиболее развитых паренька все время обшаривали склады и цемас (центральные мастерские), благо, начальник инженеров Укрепрайона, толстогубый и добродушный еврей Максимов, дал мне право на это. У себя на "ансамбле" я создал походную кузницу и слесарную мастерскую. В цемасе на ансамбль работал токарный станок. Когда я в конце июля сдавал работу, все механизмы работали. Двери и амбразуры были тщательно обтюрированы. Потерны при ярком электрическом свете сверкали белизной сухих и ровных стен. Все лестницы и другие металлические части были очищены от ржавчины и покрашены. Подземная электростанция ансамбля на ходу.