Синоп - Владимир Виленович Шигин

него в цель; священнику отпилили голову; лекаря запытали, допрашивая, куда он спрятал деньги, перерезали женщин и детей и, наконец, у одной беременной женщины вырезали уже живого ребенка и тут же на глазах еще живой матери резали его по кускам".

В середине ноября известие о захвате поста Святого Николая достигло Европы, где враждебной России прессой ему было придано стратегическое значение. Трагические события на посту, и названия которого никто в Европе не знал до турецкого нападения, сравнивали с Аустерлицем и пожаром Москвы.

Российский консул в Вене, бывший черноморец, георгиевский кавалер и поэт Зайцевский, видя усмешки, лишь пожимал плечами:

– У нас в России говорят так: лиха беда началом! Еще не сказал своего слова Черноморский флот и наша Кавказская армия! Потерпите совсем немного!

– А далеко ли от Святого Николая до Петербурга? – расспрашивали самые бестолковые.

Таким герой штурма Варны отвечал:

– Примерно столько ж, как от апостольского учения до папского!

На этом расспросы обычно заканчивались.

* * *

В виду возможной войны с Турцией начальник 3-го отделения Черноморской береговой линии генерал-майор Миронов решил усилить гарнизон поста Святого Николая, расположенного южнее Поти, недалеко от турецкой границы. Тем более, что пришло первое, еще толком не проверенное, известие о взятии турками этого поста, которое вызвало настоящую панику среди населения Редут-Кале и Сухума. С целью проверки информации и усиления поста 18 октября 1853 году пароход «Колхида» вышла в море, имея на борту роту солдат 11-го Черноморского батальона во главе с самим генералом Мтироновым.

По пути пароход завернул в Редут-Кале. Там тоже не было никаких определенных известий о результатах боя у поста Святого Николая. Было лишь известно, что он попал в руки турок, но там не знали, был ли он взят обратно нашими войсками. Взяв в Редут-Кале на бакштов казачий барказ с офицером и гребцами, «Колхида» направилась к Николаевскому укреплению, чтобы удостоверится, справедливы ли слухи, что укрепление это, занято турками.

В 5 часов дня «Колхида» подошла на высоту поста. Поднявшийся туман не давал возможности разглядеть, что делалось на берегу; когда же в 7 часов вечера был брошен якорь, обстановка была по-прежнему невыясненной; у поста Святого Николая были видны огни, но осталось неизвестным, кому они принадлежали. Поэтому с берегом начались переговоры сигналами. На один пушечный выстрел с «Колхиды» (вопрос «благополучно ли?») из укрепления последовало два выстрела, означавшие, что укрепление находится в опасности от неприятеля, и одновременно со стороны турецкого берега последовало три боевых выстрела. На вопрос «можно ли пристать к берегу?» последовал утвердительный сигнал. Из этих переговоров можно было заключить, что берег в наших руках. Чтобы окончательно в этом убедиться, туда был отправлен баркас с капитаном Завадским и 30 нижними чинами, а для связи его с «Колхидой» спущена еще шлюпка. Капитан Завадский не мог, однако, ничего выяснить, так как на все вопросы и окрики не получал из укрепления никакого ответа. На сигналы же рожком получались ответы непонятные. Приходилось в море ждать утра. «Колхида» пыталась с 10 часов вечера до 3 часов ночи привлечь на себя внимание какого-нибудь русского крейсера, пускала ракеты, давала сигналы, но вблизи никого не оказалось.

В 3 часа ночи пароход направился прямо к посту Святого Николая. В 5 часов утра все были наверху. Когда туман поднялся, то на укреплении ясно обозначились турецкие значки и их войска, стоявшие развернутым фронтом; справа виднелся неприятельский лагерь, а у устья реки Чолока пять турецких кочерм.

Капитан-лейтенант Кузьминский решил подойти возможно ближе к берегу, чтобы прояснить ситуацию, и неожиданно стал на мель в расстоянии 300 саженей от укрепления и в 80 саженях от турецкого лагеря.

В половине 7-го утра «Колхида» подошла к укреплению. Курсом распоряжался командир парохода капитан-лейтенант Кузьминский, стоявший все время на площадке между кожухами. На дистанции двух кабельтовых от берега там были замечены турецкие войска.

– Пост занят турками, а гарнизон по всей видимости перебит или пленен! – с горечью констатировал подошедший генерал Миронов. – К сожалению, мы опоздали!

В это время лотовый унтер-офицер прокричал:

– Одиннадцать футов!

Кузьминский немедленно отреагировал:

– Оба колеса полный назад!

Но было поздно, «Колхида» почти незаметно вылезла днищем на песчаную отмель и встала недвижимо, всего в полукабельтове напротив укрепленного турецкого лагеря. Среди турок сразу поднялся шум и гвалт.

– Вот не повезло, так не повезло! – ругался на себя Кузьминский и велел в машину снова и снова давать полный назад.

Но все было напрасно, пароход оставался недвижим. Тем временем турки открыли по пароходу огонь, вначале только ружейный, но потом и артиллерийский. Дело принимало не шуточный оборот. Поначалу турки никак не могли пристреляться, ядра ложились то в стороне от парохода, то перелетали его, но спустя некоторое время огонь с берега стал более действенен. Видя, что просто так сняться с мели невозможно, Кузьминский велел подойти к борту барказу.

– Эй, станишники! – крикнул он в рупор казакам. – Принимайте якорь-верп! Казаки все поняли с полуслова. Приняв верп с канатом, барказ отошел мористее, где якорь и был брошен. После этого к канату стали все свободные от участия в бою солдаты и матросы и начали пытаться силой стянуть пароход с мели.

К этому времени турецкая батарея перешла уже на беглый огонь. Ситуация еще больше обострилась. Дело в том, что «Колхида» приткнулась к мели так неудачно, что оказалась повернутой носом к берегу. При этом именно на носу пароход не имел ни одного орудия, а только по бортам и на корме. Обсудив создавшееся положение с генерал-майором Мироновым, Кузьминский приказал насколько можно развернуть на станках две 12-фунтовые коронады правого борта и главную боевую силу парохода 68-фунтовую бомбическую пушку, хотя, даже развернутые на максимальный угол, они могли стрелять только по флангам турецкой позиции. Одновременно двести двадцать сухумских солдат, по приказанию Миронова, залегли по борту шканцев и шкафута, штуцерная команда залегла на баке. По команде Миронова солдаты открыли ружейный огонь по берегу.

Между тем для облегчения парохода за борт выбрасывали антрацит. Когда и это не смогло облегчить нос, старший офицер Степанов с матросами начал рубить фок-мачту. Во время этой работы был вначале контужен, а потом и ранен пулей в ухо, старшего офицера снесли в лазарет. Одновременно Кузьминский распорядился отдать оба якоря и велел расклепать цепи.

Тем временем в турецком лагере значительно прибавилось пушек, и мощь огня сразу возросла. Теперь против парохода действовало семь орудий, а огонь из ружей вело более трех тысяч турок. Однако и черноморские солдаты к