Игорь Соркин - Воздушный витязь

— Начинать атаку, чтобы солнце было за твоей спиной, а немцу слепило очи.

— Вцепиться в "фоккера" зубами и не упускать его.

— Опережать противника, он же будет сопротивляться.

Крутень останавливает пилотов жестом руки:

— Начну с последней реплики. Пилот "фоккера" не только сопротивлялся, он сам нападал, и приходилось маневрировать, чтобы не попасть ему на мушку.

— А что вы предприняли, господин капитан? — задал вопрос один из командиров отряда.

— После моей первой атаки сверху германец ушел переворотом через крыло и, выполнив крутой вираж, открыл по мне огонь. Противник оказался достойный, довольно хладнокровный и не трусливый. Кстати, я так увлекся атакой сверху, что чуть не налетел на "фоккер". Было бы два гроба.

— А дальше, что же дальше?

— Первая атака сверху не удалась, немца не сбил, а он стал тянуть на свою территорию. Как бы вы поступили дальше?

— Снова атаковать.

— Не дать уйти крестоносцу, бить его.

— Все так. Злость меня взяла. Неужели враг уйдет безнаказанно?! Выбрал момент для атаки, теперь уже снизу. Подвел "ньюпор" на короткую дистанцию, прицелился, застрочил из пулемета, стараясь попасть в мотор. Кажется, атака удалась. "Фоккер" начал шататься, значит, пули попали в уязвимое место. Добивать его или заставить приземлиться у нас в тылу?

— Доконать, доконать, чтобы горел на земле!

— Лучше посадить — как-никак трофей.

— Да, так я и поступил. Прижал немца сверху, заставил повернуть на восток. Видимо, он боялся тарана и поспешно приземлился. А я сел рядом с ним. Ну вот, друзья, мы с вами и одержали победу. По вашим репликам видно, что и вы сделали бы то же, что сделал я.

— Ну а летчик? Кто он таков? — полюбопытствовал кто-то.

— Летчик оказался лейтенантом. Показал мне пробитый бензобак, поврежденный мотор, он боялся пожара или взрыва.

— Ну а второй "фоккер"?

— Со вторым почти такая же история. Стоит ли рассказывать? А то получится, как в русской былине: одним махом семерых побивахом.

— Нам интересно знать.

— Продолжайте.

— Ну ладно, — согласился Крутень. — Удивительные реши случаются на фронте, никогда не знаешь, что произойдет через несколько минут, через час. Пока допрашивал пленного, в небе появился еще один "фоккер". Кружит над местом, где я приземлился, то снижается, то уходит в высоту, делает перевороты, петли, будто вызывает на бой. Какое решение приняли бы вы в такой ситуации?

— Тут надо подумать, — высказался один из командиров отряда. — Бензина в баке уже мало, патронов тоже. Стоит ли рисковать, снова ввязываться в драку?

— Риск, говорят, благородное дело, — заметил другой. — Ну мы то знаем, что Евграф Николаевич принял вызов немца.

— Да, я поднялся на своем "ньюпоре" навстречу гостю. Очень уж хотелось наказать чужеземца. О том, что бензина и патронов у меня поубавилось, не думал. Решил: буду драться до последнего. Набрал высоту. Немец сделал вид, что уходит, но тут же развернулся и направил "фоккер" на меня, стреляй грассирующими пулями. Однако дистанция велика, попадание почти невозможно. Я атаковал сверху, дал две короткие, очереди — берег патроны. Немец сразу потерял высоту, ушел в сторону и — стреляет, стреляет. Маневренность у противника хорошая, ничего не скажешь. Крепкий орешек попался. Стал пытаться зайти мне в хвост…

Капитан Крутень замолк, но, собравшись с мыслями, продолжил:

— Помните, мы с вами разучивали такой тактический прием. Разогнать свой аппарат навстречу противнику, не доходя вертикали над ним, пикировать с поворотом на его направление и как бы оседлать его. Такой маневр я и проделал. Открыл огонь с близкой дистанции. "Фоккер" был поврежден. Однако его пилот пытался вырваться за линию фронта. Я не отставал от него, делал вид, что хочу таранить, и таранил бы, вынуди обстоятельства. Противник, видимо, это понял и приземлился вблизи первого самолета, а я за ним. Оказалось, это был командир эскадрильи, майор, а лейтенант — его подчиненный. Ну и хватит, друзья, об этом.

Командир авиационного соединения постоянно держит в поле зрения подготовку аэропланов к вылетам. Он регулярно обходит стоянки самолетов, спрашивает у механиков и мотористов, какие дефекты появляются, какие запасные части нужны. Нередко Крутень, заметив затруднение у какого-либо моториста, засучивает рукава и вместе с ним исправляет дефект. "Любит наш командир технику, знает ее на ять", — с гордостью говорят люди, готовящие машины к боевым вылетам.

Немалое внимание Евграф Николаевич уделяет своему "Ньюпору XXIII", с нарисованным на фюзеляже витязем. Машина командира должна быть образцом для остальных! Механик у него надежный — ефрейтор Матвеев, прекрасно знающий устройство мотора и самолета. Он неразговорчив, даже диковат на вид, но дело спорится у него в руках. И не было случая, чтобы в полете отказал хотя бы один агрегат или прибор.

Сегодня капитан застал Матвеева в состоянии крайней озабоченности. Фуражка сдвинута на затылок, пот льется по загорелой шее, по лицу. Заслышав шаги, он обернулся, чтобы приветствовать командира и снова принялся колдовать над расчехленным двигателем.

— Что, не лады в моторе? — спрашивает Крутень.

— Магнето не подчиняется, окаянное, — отвечает Матвеев, окая по вятски.

— Давай заменим на новое, — предлагает командир.

— Дело немудреное, да новое поберечь надо. Ничего, я добью и это.

— Ну смотри, тебе видней, — соглашается Крутень.

Через полчаса Евграф Николаевич возвратился на стоянку своего "ньюпора". Матвеев сидит в кабине самолета, мотор работает, и по звуку можно определить, что механик "добил магнето", дефекта как не бывало.

Ефрейтор вылез из кабины, доложил:

— Можно лететь, господин капитан.

— Спасибо, Матвеев, благодарю. — Крутень улыбнулся, а вот лицо Матвеева так и осталось хмурым — такой уж характер.

Нескончаемы заботы командира 2-й авиагруппы. Надо добиться того, чтобы всюду люди трудились на своем посту не за страх, а за совесть, чтобы не было ни одного изъяна в боевой работе. Происшедший недавно случай заставляет командира задуматься о караульной службе.

…Рядовой Еремей Огудин — своеобразная достопримечательность в строевой команде, охраняющей самолеты. Низкого роста, но широкий в кости, толстый, несмотря на тугое военное время, он неизменно обращает на себя внимание. Товарищи любят пошутить над ним:

— Слышь, Ерема, если немец пойдет на тебя в атаку и захочет, скажем, пырнуть штыком в живот? Что будешь делать?

— Обнаковенно, — отвечает Огудин.

— Как так обнаковенно? Немец длинный, ты до него не дотянешься своим трехгранным?