Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 2. Ольга Константиновна - Татьяна Васильевна Бронзова

а Вася понимает, что мы и вправду обросли за это время штампами.

– Согласна. Но ведь можно говорить все это приватно, – рыдала в гримерной Ольга. – Зачем же при всех так унижать?

Настроение в театре было нервное. Станиславский репетировал не щадя ни себя, ни других, а порой был и крайне несправедлив. Он ругался и на актеров, то и дело выкрикивая им из зала свое знаменитое «Не верю!», и на рабочих сцены, доводя почти всех до слез. Нервничали отъезжающие, нервничали и те, кто не попал в поездку. Многие подходили к нему с просьбой взять их с собой на гастроли.

– Я вас понимаю, – отвечал Станиславский. – Сейчас материальное положение тяжелое у всех в стране, но я ничего не могу сделать. Есть квота на количество отъезжающих, и не в моей власти ее изменить.

Подошла к нему и секретарь Немировича-Данченко Ольга Бокшанская.

– Константин Сергеевич, у меня родители в Берлине. Я их очень давно не видела, – скромно потупив глазки, сказала она. – Бертенсон сказал, что он взял бы меня, если вы согласитесь, так как в гастрольной труппе ему не хватает машинистки и необходим помощник по бухгалтерской отчетности. Я бы все это могла исполнять, тем более что я знаю английский, а это ведь будет важно для Америки.

– Вы владеете английским? – удивился Станиславский. – Это действительно важно. А как отнесется Владимир Иванович к тому, что вы уедете? Ведь гастроли будут длительными.

– Он не будет возражать.

– Хорошо. Тогда попросите Бертенсона зайти ко мне. Я дам распоряжение включить вас в списки административной группы.

Ольга Сергеевна Бокшанская была на седьмом небе от счастья. Правда, она приврала насчет английского языка, но ничего. Она завтра же начнет заниматься, и ко времени поездки в Америку, а это произойдет только после длительных гастролей по Европе, она уже и вправду будет его знать! Иногда ведь можно и солгать ради больших целей. Зато теперь она поедет за границу, увидит родителей, да и мир увидит! Она хорошо понимала, что только тот аргумент, что она знает английский, сыграл сейчас решающую роль. Вот только как к ее отъезду на столь длительный срок в действительности отнесется Немирович? Если она напишет ему и попросит разрешения на отъезд, он ведь может и отказать. Да-да, вполне может ответить, что она очень нужна ему в Москве. Нет. Не будет она у него отпрашиваться. В конце концов, она потом напишет ему, что ее официально командировали с театром как работника дирекции. Командировали, и всё! Да собственно, а зачем вообще что-либо писать? Ведь ему вышлют списки утвержденных наркомом сотрудников театра на гастроли. Сам увидит там ее фамилию. А Федечка Михальский прекрасно ее здесь в Москве заменит.

Но 14 сентября, за день до отъезда, Ольга Бокшанская все-таки написала и послала письмо своему боссу во Францию: «Милый, дорогой Владимир Иванович! Сейчас начнется прощальный обед в театре, и затем мы уезжаем. На целый год! Милый Владимир Иванович, умоляю Вас, сохраните ко мне Вашу необыкновенную снисходительность, Вашу несравненную доброту. И, когда я вернусь, не казните меня равнодушием, недоверием. Верьте моей неизменной невыразимой любви к Вам и преданности. Сохраните, пожалуйста, за мной мою должность Вашего секретаря. Возьмите на этот год себе Федечку Михальского, он справится… Дорогой Владимир Иванович, верьте, верьте мне, моей любви и преданности…»

Предполагалось, что гастроли продлятся год, но никто тогда еще и не думал, что гастроли пойдут настолько успешно, что затянутся на два года, а сама фигура Станиславского вырастет за это время в главный символ всего мирового театрального искусства!

Глава пятая

Как только вопрос о гастролях Художественного театра был решен окончательно, Льва Книппера срочно вызвал к себе его непосредственный руководитель в ГПУ майор Илин.

– Гастроли в Берлине – отличное прикрытие для вашего появления сейчас в Германии, – заявил он. – Для того чтобы попасть туда, вам необходимо немедленно сказаться больным. Скажете, что вас вновь беспокоит позвоночник, и попросите свою тетю Олю присоединить вас к отъезжающим для лечения в Германии. Понимаете?

– Так точно!

– Ну, а в Берлине вам предстоит большая работа! Чтобы справиться с ней успешно, вам прежде всего надо будет завербовать там свою сестру…

– Ольгу? А если она откажет?

– У нее здесь отец, мать, сестра, дочь. Это хорошие заложники. Она не откажет.

– Но это и мои отец, мать и сестра с племянницей, – слегка растерялся Лев. – Значит, они заложники и моей работы?

– Вы всё правильно поняли, – усмехнулся майор.

Да, Лёвушка понял всё правильно. Его предупредили. Назад дороги не было.

⁂

Тем же вечером Лёвушка пришел к своей знаменитой тете и родителям к ужину. Посидев немного за столом и поковыряв вилкой в тарелке с жареной картошкой и рыбой, он охнул, приложил руки к позвоночнику и, подняв глаза к потолку, искривил лицо, как от боли.

– Опять началось, – сказал он. – Не могу сидеть. Извините, я прилягу.

– И давно это у тебя? – забеспокоилась Лулу.

– Да последние две недели мучаюсь, – ответил Лёвушка, ложась на спину на диване.

– Это всё твои безумные занятия музыкой! Ты часами не встаешь из-за рояля! – воскликнула Ольга.

– Даже забываешь поесть, когда пишешь свою музыку! Посмотри, как ты похудел! Не ешь, вот кости ослабились и заболели. Им наверняка кальция не хватает, – взволнованно говорила Лулу. – Костя, ну что ты молчишь? Надо же срочно что-то делать!

– А что делать? Искать нейрохирурга, если они еще, конечно, остались в Москве, – ответил отец, с сочувствием глядя на лежащего сына.

Он сам недавно перенес инфаркт и никак еще не мог оправиться.

– Мой сосед-врач посоветовал мне санаторий во Фрайбурге, – устало проговорил Лёвушка, талантливо изображая боли в позвоночнике. – А как мне выехать в Германию? Кто меня туда выпустит?

– Я! – воскликнула Ольга Леонардовна, поднявшись из-за стола и подойдя к племяннику. – Я поговорю со Станиславским, и он включит тебя в список отъезжающих.

– А сколько будет стоить это лечение во Фрайбурге? – заволновалась Лулу. – Надо же тогда где-то и денег раздобыть.

– На этот счет, мамочка, не волнуйся, – ответил Лёвушка. – Думаю, там и сестра поможет чем сможет, да и у меня тоже еще кое-что осталось. Главное, чтобы Станиславский меня в списки включил!

– Включит, – заверила его тетя Оля. – Непременно включит! А в оплате и я чем могу помогу! Нам ведь там, в конце концов, должны платить гонорар за каждый спектакль.

– Оля! Ты наша спасительница! – разрыдалась благодарными слезами Лулу.

Конечно же, Станиславский не отказал.

И вот, вместе со всеми «художественниками» и большим багажом, состоящим из декораций и театральных костюмов, Лев Книппер