Император Наполеон - Николай Алексеевич Троицкий

собой (по праву двукратного победителя) роль ведущего партнёра по отношению к Александру как ведомому. Александр, которого и без того уже собственные подданные называли «приказчиком Наполеона», не мог позволить себе такого унижения — прежде всего в глазах той же оппозиции, способной (как показала судьба Павла I) на многое, вплоть до очередного цареубийства. В результате через считаные месяцы после Тильзита союз Франции и России оказался в преддверии кризиса.

В такой ситуации Наполеон своевременно прибегнул к аварийным мерам и в феврале 1808 г. предложил Александру подобие второго Тильзита — свидание в любой точке на полпути между Петербургом и Парижем. Александр выбрал Эрфурт — город в южной части Германии на р. Гера. Испанские дела отвлекли Наполеона, а финляндские[585] — Александра неожиданно для них надолго, тем самым лишь подтолкнув их друг к другу: оба (особенно Наполеон, который уже знал о вооружении Австрии) ощутили потребность во взаимной помощи. Разумеется, у каждого из них была при этом своя корысть. Наполеон хотел опереться на Александра в осуществлении континентальной блокады и в надвигавшейся войне с Австрией, Александр — на Наполеона в завершении трёх войн, которые вела тогда Россия (одновременно!) против Швеции, Ирана и Турции. К чести Александра, он счёл ниже своего достоинства страхи, которые пытались внушить ему Мария Фёдоровна и её присные: они боялись, что Наполеон готовит для царя западню и устроит из Эрфурта вторую Байонну — увезёт Александра, как ранее испанских Бурбонов, к себе пленником[586].

Лишь 27 сентября 1808 г. оба императора съехались на свидание в Эрфурт. К тому времени Наполеон увяз в Испании и потерял только что завоёванную Португалию. Теперь, после Байлена и Синтры, значимость свидания с Александром для Наполеона резко возросла. Важно было показать Александру, что единичные неудачи отдельных генералов не отражаются на величии Французской империи. Поэтому Наполеон обставил эрфуртское свидание с умопомрачительной помпезностью. «Я хочу до начала переговоров, — сказал он Талейрану, — ослепить императора Александра картиной своего могущества. Это облегчает любые переговоры»[587]. В Эрфурт были приглашены все вассальные по отношению к Франции государи — короли, князья, герцоги, курфюрсты, маркграфы: «не существовало ни одного сносного дома, который не был бы предназначен для какого-нибудь государя с его свитой», — вспоминал о тех днях Талейран[588].

Был, естественно, в этом скопище монархов и прусский король Фридрих-Вильгельм III. А вот император Австрии Франц I не получил приглашения, что его крайне встревожило. Он прислал в Эрфурт своего генерал-адъютанта барона К. Винцента с почтительными письмами к Наполеону и Александру и с заданием (в качестве соглядатая) «разузнать секрет обоих императоров, проникнуть в тайну их соглашений и, если возможно, вырвать Александра из-под влияния Наполеона»[589]. Винцент довольно преуспел в соглядатайстве, поскольку очень помог ему Талейран. Но о роли Талейрана в Эрфурте речь ещё впереди.

Вторым, кроме государей, компонентом наполеоновской свиты в Эрфурте были специально приглашённые знаменитости европейской культуры, включая самого авторитетного тогда в Европе литератора Иоганна Вольфганга Гёте и слывшего «Вольтером Германии» Кристофа Мартина Виланда, а также швейцарского историка Иоганна Мюллера. Из Парижа был вызван первый состав главного театра Франции «Комеди Франсез» во главе с великим Франсуа-Жозефом Тальма.

Сам Наполеон взял с собой в Эрфурт ряд высших чинов двора и дипломатии (в том числе М. Дюрока, А. Коленкура и Р. Савари) и несколько прославленных маршалов. Л.Н. Даву, Л.А. Бертье и Н.Ж. Сульт сопровождали императора по пути к Эрфурту из Парижа, а Ж. Ланн встречал Александра I на французских аванпостах в г. Фридберг. Герой битвы при Монтебелло (время Туделы и Сарагосы тогда ещё не пришло) так понравился царю, что он наградил маршала орденом Св. Андрея Первозванного. В донесении Наполеону об этой встрече с Александром I Ланн сообщал: «Он повторял мне часто и от души: «Я очень люблю императора Наполеона и дам ему доказательства этого при каких угодно обстоятельствах»»[590].

Утром 27 сентября, когда Наполеон был уже в Эрфурте, Александр в сопровождении великого князя Константина Павловича, канцлера Н.П. Румянцева, статс-секретаря М.М. Сперанского и других выехал к месту свидания из Веймара. Наполеон верхом на коне, со свитой встретил карету царя у въезда в город. Один император сошёл с коня, другой вышел из кареты, и, по свидетельству Талейрана, «они бросились друг другу в объятия самым дружеским образом»[591]. Затем Наполеон дал знак, чтобы Александру подвели коня, осёдланного и убранного по-русски чепраком из горностаевого меха. Александр сел на него, Наполеон — на своего коня. Их свиты смешались в одну колонну, и все направились в город, уже подготовленный к торжественной встрече двух императоров. Цитирую Альбера Вандаля: «Войска в парадных мундирах были собраны у въезда в Эрфурт. Артиллерия гремела непрерывными залпами, а в промежутках между оглушительной пальбой в воздухе разносился со всех церквей, со всех башен торжественный звон колоколов. С высот, окружающих Эрфурт и представлявших народные трибуны, несметные толпы любопытных любовались величественным зрелищем, приближавшимся к городу»[592].

Первые дни встречи прошли без деловых разговоров. Всё время занимали завтраки и обеды, парады и манёвры, прогулки, балы, театральные спектакли. Наполеон в те дни находил особое удовольствие в общении с мастерами культуры. Если германских монархов он (иногда, казалось, намеренно) заставлял подолгу ждать в приёмной, то с Гёте, Виландом, Мюллером, не говоря уже о Тальма (другом юности императора, с времени, когда император был ещё лейтенантом) общался просто, без церемоний и намёка на покровительство, как с равными. Наибольшее впечатление произвёл на французского императора Гёте, творчество которого Наполеон знал и любил с юных лет, но лично познакомился только теперь. Император пригласил его к себе и долго беседовал с ним за завтраком, а потом в театре, после спектакля, «подошёл к нему, как к старому знакомому»[593]. Кстати, на спектакле Гёте по приглашению Наполеона занял место в первом ряду партера. «Первый ряд предназначался только для коронованных особ. Монархи должны были смиренно потесниться»[594].

При первой же встрече с Гёте Наполеон приветствовал его словами: «Вы — великий человек!» и обращался к нему по-французски «месье Готт», что по-немецки звучало как «господин Бог». Должно быть, немецкому гению это нравилось. Сам Гёте, спустя много лет (в 1830 г.), в разговоре со своим секретарём И.П. Эккерманом вспоминал о тех беседах с Наполеоном: «Он был в высшей степени любезен со мною и трактовал любой предмет в таком тоне, какого и следовало ожидать от человека столь необъятного ума»[595]. Вот