Позывной «Хаос». Обучаясь быть лидерами - Джеймс Мэттис

Мое мнение о том, что мы близки к разгрому врага, который сейчас находится в беспорядке, даже не спрашивали.

Чтобы передать приказ, генерал Абизейд прилетел в штаб экспедиционного соединения морской пехоты, расположенный на окраине Фаллуджи. Я немедленно отправился на совещание, чтобы узнать, о чем они думают, однако по пути мы столкнулись с патрулем морской пехоты, попавшим под обстрел. Совместными действиями ударных вертолетов и патруля, мы уничтожили вражескую позицию, однако я потерял время и прибыл на совещание с опозданием, потный и растрепанный, пропустив в коридоре нескольких журналистов. Генерал Абизейд прервал совещание, вежливо попросив меня высказать свое мнение как командира дивизии.

— Вначале нам приказали атаковать, а теперь приказывают остановиться, — заявил я. — Если вы собираетесь брать Вену, то и берите эту чертову Вену!

Я повторил слова Наполеона, с которыми он обратился к одному из своих маршалов, который не решался захватить этот город. Я ожидал, что мои полевые командиры будут говорить со мной откровенно, и то же самое я делал со своими вышестоящими начальниками.

Повисло молчание. Несколько десятков офицеров и сержантов, находившихся в комнате, уставились в пол или глядели в пространство. Все понимали, что никто в этой комнате, независимо от звания, не может изменить политическое решение. Больше сказать было нечего. Хотя мы и были на грани, по крайней мере, тактического успеха, нас остановили на полпути.

Я начинал этот штурм, подчеркивая только одно: чтобы меня не останавливали. Нельзя приказать своим людям атаковать, рискуя погибнуть, а потом дрогнуть, остановив атаку и дав противнику возможность пополнить запасы и восстановить боевой дух — в следующем бою с вами враг окажется более жестоким, а ваши войска, вполне понятно, могут утратить доверие к своему руководству.

*****

Десятого апреля иракские политики из Багдада отправились в Фаллуджу на переговоры с повстанцами. Те дали пощечину одному высокопоставленному лицу, сорвали галстук со второго и отвесили пинка под зад третьему. Когда официальная делегация бегом вернулась в столицу, я было понадеялся, что на этом затея с переговорами закончилась. Мы согласились лишь на двадцатичетырехчасовую паузу, а она истекала без всякого толка.

Я пытался придумать, как склонить политиков к своей точке зрения относительно того, что нам нужно было сделать. Моим политическим связным стал Стюарт Э. «Стью» Джонс, проницательный дипломат, спокойный под огнем, как морской пехотинец, находившийся в подчинении у посла Бремера. Он тоже понимал, что повстанцы пытаются выиграть время. Однако после истечения двадцати четырех часов Бремер продлил срок. Я знал, что в основе мотивов политиков не было злого умысла. На самом деле, они хотели сделать как лучше, но не понимали, какую тактическую возможность или опасность представляло их решение о штурме города. Они бегали по кругу, не имея стратегического компаса, который указывал бы им верное направление.

На следующий день — в Пасхальное воскресенье — я добился разрешения выровнять наши позиции. В результате передвижений наших батальонов позиции повстанцев оказались расстроенными. Наша разведка фиксировала интенсивные и тревожные радиопереговоры; визуальное наблюдение показывало, что вокруг снуют грузовики и такси, но нет никаких признаков слаженной обороны. Командир батальона Брайан Маккой сразу же понял, что у нас есть шанс, и вызвал Центр боевого управления.

— Мы готовы продолжить атаку, — сообщил он. — Я возьму мечеть Хидра в течение часа.

Благодаря информаторам и другим разведывательным данным мы определили, что Хидра — это пункт управления противника в ядре города, откуда он пытался организовать свою оборону. Как только наши войска захватят Хидру, организованное сопротивление рухнет, и террористы будут вынуждены попытаться выбраться из окруженного города, — если не хотят там погибнуть. Однако снова прозвучали слова: не наступать.

*****

На протяжении следующих нескольких недель мы обменивались выстрелами со стационарных позиций. Повстанцы, убедившись, что морские пехотинцы не атакуют, обстреливали их из соседних бетонных домов. Днем никто с обеих сторон по открытой местности не передвигался.

Заркави руководил своими террористами и одновременно готовил видеоматериалы для передачи «Аль-Джазире». По нашим данным, он находился на рынке Джолан, к западу от мечети Хидра, которая контролировалась муллой Абдуллой аль-Джанаби. Опасаясь народной реакции, Управляющий совет Ирака пытался через ВКА помешать нам захватить или убить Джанаби, а тот задавал тон десяткам других мулл. И чем дольше нас сдерживали, тем больше сопротивление становилось обязанностью общества.

Каждый день мы с Джоном Туланом по отдельности объезжали взводы, проверяя их состояние. К середине апреля, когда капрал, капитан или полковник спрашивал меня, когда мы пойдем в атаку, я просто отвечал: «Держите позиции. Наше время придет». Я понимал, что политика, при которой мы застываем на месте, не является стратегией; статус-кво не может длиться вечно. Веря, что штурм в конце концов возобновится, мы спокойно укрепляли колючую проволоку и земляные валы, полностью отрезавшие город. Я был твердо уверен, что террористам не удастся сбежать и Фаллуджа станет их кладбищем.

Становой хребет в виде наших старших сержантов и живительная энергия младших командиров помогали нашим подразделениям держаться вместе, сосредоточившись на выполнении задания.

После остановки в Пасхальное воскресенье я получил указание провести переговоры на нейтральной территории в полумиле к востоку от города, где оппонентам был гарантирован безопасный проход. Там я встретился с постоянно менявшимся составом персонажей — хитрыми иракскими политиками из Багдада, озадаченными государственными служащими из Фаллуджи, самодовольными имамами и испуганными шейхами. Настоящие лидеры террористов так и не появились. Я курсировал туда и обратно из Рамади на своем легком бронетранспортере. По дороге моя делегация, как и все остальные, попадала под удары самодельных бомб и огонь стрелкового оружия. Поступали сообщения, что Джанаби пытается сбить меня с ног. Я не винил его за эти попытки, учитывая, что я пытался сделать то же самое с ним.

Никаких письменных указаний для ведения переговоров мне так и не дали. По ночам я обсуждал со своим боссом Джимом Конвеем различные идеи о том, что можно было бы предложить на следующий день. Мы твердо придерживались принципа, что нашим морским пехотинцам должен быть предоставлен доступ ко всему городу. С гражданской стороны меня хорошо консультировал непоколебимый дипломат Стью Джонс, но у него не было никаких полномочий выдвигать какие-либо условия.

Переговоры оказались бесплодными. Приезжали какие-то подставные лица и передавали несколько ржавых единиц старого оружия, как будто это доказывало их искренность. Они пили чай, часами вели звучные разговоры, утверждали, что оружия будет собрано еще больше, обещали нам доступ в город и уходили. Нас разыгрывали. И каждый вечер я просматривал растущий список наших потерь. Джону Тулану хотелось бросить перчатку и сказать: «Это конец; завтра мы придем за