Ант Скаландис - Братья Стругацкие

Ещё Аркадий очень любил песни на стихи Шевченко, и вообще поэзию его любил. А Володя Ольшанский сам с Украины — много знал наизусть любимого классика и читал другу.

В общем, это было то славное время, когда спирт разбавленный благополучно уживался и с поэзией, и с фантастикой, и со службой, и с учёбой — Ольшанский, не успевший получить должного образования, ещё и вечернюю школу в Петропавловске посещал, и Аркадий помогал ему заниматься по всем предметам.

И вот, наконец, пришла весна 1954 года. Знал ли АН о приезде Лены? С точностью до дня и даже месяца — конечно, нет. Ждал ли он её? Безусловно, да. Полагаю, что в письмах они уже всё решили. А может быть, и не всё. Да разве в этом дело?

Родители от её авантюрного решения едва ли были в восторге, но они слишком сильно любили свою единственную дочку. Раз уж простили ей 1951-й год, смешно было запрещать поездку в 1954-м. В конце концов, она стала ещё на два года взрослее и, хотелось бы верить, умнее, да и Наташенька уже не грудная — всяко проще с таким ребёнком остаться.

Справедливости ради скажем, что к этому моменту Лена была ещё замужней женщиной, так как Дима Воскресенский упорно не давал ей развода — то ли ещё надеялся на что-то, то ли по каким-то карьерным соображением избегал соответствующей строки в анкете. Согласился он всё оформить документально только уже год спустя, после рождения у Лены второй дочери — Маши — 30 апреля 1955 года. А от своей дочки так и не отказался вовсе, заявив, что это не по-партийному, и Наташа, считавшая своим папой, разумеется, Аркадия Стругацкого, так и оставалась до собственной свадьбы 6 ноября 1970 года Воскресенской. Вроде как по маме. А мама — вроде как из солидарности с дочкой, — оставалась Воскресенской ещё дольше — до 1978 года, но это отдельная история.

Вернёмся в апрель 1954-го.

«Всё, — сказала Лена, — я без этого человека больше жить не смогу». «Нормально, — ответил папа, — три года могла, а теперь не сможешь. Ладно, поезжай».

Короче, папа выхлопотал ей лучшее место в международном вагоне поезда «Москва — Пекин», и двинулась наша декабристка на восток с комфортом, которой княгине Трубецкой и не снился. Но там, после Хабаровска и ближе к океану, авторитет профессора Ошанина уже не работал — там пришлось крутиться самой, договариваясь уже не о каютах первого класса, а о местах на открытой палубе всяких сомнительных плавсредств. И в какой-то момент у неё закончились деньги, и в порту Владика или Находки пришлось разложить на базаре свои тряпки, вынутые из чемодана, и продавать. И всё-таки она доплыла, доехала, доползла, перебираясь с острова на остров, меняя патрульные катера на сухогрузы, а сухогрузы на сейнеры. И разыскала в городе Петропавловске штаб 137-го стрелкового корпуса, где теперь служил её муж (так она его называла, не имея на то ни единого документа). Но не было Аркадия в штабе, и в ДОСе его не было, а был он, как водится, на губе, ну, традиция у него такая — жен встречать на губе…

Впрочем, и это не помешало. Уже ничто не могло им помешать. Они были счастливы.

Ольшанский уверяет, что их брак был зарегистрирован там же, на Камчатке. Думаю, что он прав отчасти. Ни в какой загс в Петропавловске они, конечно, не ходили, да и не могли — Лена не была разведена с Воскресенским, но в военный билет Аркадию Лену как супругу вписали, иначе они не смогли бы через несколько месяцев отправиться вместе в Хабаровск. С этим было строго — командировать куда-то офицеров без воинских проездных документов, да ещё селить их всюду вместе, мужчину и женщину — исключено! А уж какие рычаги включал Аркадий, чтобы получить соответствующий штамп в военном билете — знакомства или просто личное обаяние, — остаётся только гадать.

На воинский учёт там, на Камчатке, Лена, конечно, встала как военнообязанная, но, по воспоминаниям Ольшанского, кадровым офицером в части не была, и если работала где, то не по специальности.

Свадьбу сыграли в довольно шикарном по местным понятиям ресторане «Восход» в АКО. АКО — это район города, названный так ещё в двадцатые годы в честь Акционерного Камчатского общества. За столом были одни мужики: Махов, Кутнов, Берников, Ольшанский, и Лена среди них — как принцесса. Все по очереди танцевали с ней. Играл оркестр, и молодая симпатичная певица пела по просьбам офицеров любимые ими песни. Ольшанский заказал для Лены популярную тогда «Голубку».

Лену так и прозвали Декабристкой. И любили её во всех компаниях — за весёлый характер, за живой ум, за эрудицию. Нравились всем даже некоторая её медлительность, задумчивость и особая манера говорить, растягивая слова. Куда спешить, зачем суетиться? Она умела в любой ситуации сохранять достоинство, ещё у неё было необычайное чувство такта, обворожительная улыбка и редкое умение слушать других. А если её не торопить, она могла каждому и почти по любому поводу дать дельный совет.

Ну а полуофициальный муж Аркадий чувствовал, что влюбляется в Лену с каждым днём всё сильнее и сильнее. Именно такую женщину он и искал все эти годы — женщину, которая его во всём понимает.

Что было дальше? Ни писем, ни дневниковых записей, датированных 1954 годом, не сохранилось. Но как он ждал этого года! Почему-то именно сентября. Видно, начальство обещало отпустить на все четыре стороны, видно, подходили какие-то сроки по службе, но… не тут-то было! Человек предполагает, а Бог… нет, в те времена не Бог, а партия и правительство — располагают. И вот 30 июня партия и правительство в лице управления кадров Дальневосточного военного округа издают приказ о переводе военного переводчика Стругацкого в распоряжение начальника 172-го отдельного радиопеленгаторного центра «ОСНАЗ» в городе Хабаровске. Место по военным меркам солидное, даже почетное, работа — серьёзная и ответственная. Можно по службе вырасти, вот только не хочется уже совсем.

Из Петропавловска они уплывали ближе к концу июля вместе с Ольшанским на пароходе «Азия» — до Владивостока. Это был роскошный немецкий лайнер, доставшийся СССР по репарациям. Три таких судна курсировало между Камчаткой и Приморьем: два других — «Молотов» и «Ильич». Но «Азия» считалась самой пижонской и комфортабельной. По слухам, этот корабль принадлежал до войны самому рейхсфюреру Гиммлеру. Аркадий с Леной занимали двухместную каюту. Володя располагался рядом с ними в такой же, но с незнакомым соседом и приходил к друзьям играть в преферанс. Понятно, что и по сто граммов они пропускали регулярно, особенно когда кто-то получал «паровоз» на мизере. А что ещё делать в пути? В иллюминатор смотреть? К 1954 году они уже насмотрелись. Аркадий завидовал Володе, который как раз уезжал в отпуск к своим во Львов через Москву. И Ленке своей завидовал, она планировала устроиться на новом месте и тут же ехать домой, чтобы забрать Наташу, а потом вернуться в Хабаровск уже с ней.