Николай Амосов - Голоса времен. (Электронный вариант)

Всё-таки я много насмотрелся в институте Склифосовского. Обычно до конференции делал утренние дела и шёл в операционную.

Замечательные были хирурги. Сам Юдин величина мировая, к нему ездили из Европы и Америки. Главное - была у него "харизма", как теперь говорят. Ученики: Б.А.Петров, Д.А.Арапов, Б.С.Розанов, А.А. Бочаров. На войне были главными хирургами фронтов, флотов, армий. Теперь тесновато им было всем вместе. Особенно Петров стал в оппозицию к шефу.

Ко мне отношение институтской элиты менялось. Сначала, пока работал - не замечали ("бродит тут какой-то мальчишка"). Потом, когда приезжал из Брянска - приглядывались. Потом я их ещё успел перегнать.

Как относился Сергей Сергеевич?

Спустя годы, он говорил - "Мой ученик! "Хотя я даже скальпель в институте не держал. Нет, ни к какой школе я не принадлежал, учителя у меня не было. Честно. Был друг - Аркаша, да. Но кое-что у юдинцев подсмотрел - да.

... ... ...

Не прижился я тогда, в 46-м, в Москве. И не потому, что комната была в четыре метра, еда плохая и короста на голове. Работы не было, хирургии.

В должность, заведовать операционной, я вступил с 1 декабря 46-го. К Новому году уже знал - это не для меня ! С 18 лет, с электростанции, привык командовать и делать дело. А тут - вовсе безделье.

Сначала смотрел операции, на два месяца хватило. У Алофёрова и Стасова таких не видел: внутригрудные резекции пищевода или удаление рака кардии через живот. Спинно-мозговая анестезия обезболивала всё под диафрагмой, на три часа. Оперировать - благодать!

Хороши операции, нет слов, но трепета почему-то не испытывал. И смотреть чужую работу надоело. Отравлен самостоятельностью: "Дай мне, и я сделаю".

Но никто не предлагал даже ассистировать. А дурацкое самолюбие не позволяло просить. Кира отлично вписался в этот быт, а я - нет. Технику я тоже не наладил - мастерской нет, да и сердце не лежало. Тошно мне было ходить в институт. Развлекали только утренние конференции - Юдин, как артист!

Поэтому я изучал объявления в "Медицинском работнике", ходил в Минздрав. "Вон из Москвы! В глушь, в Саратов! "В Саратов, точно, не светило, хотя бы в городок, тысяч на пятьдесят жителей. Трудно было устроиться после войны - много таких активных фронтовиков, как я, вернулись с притязаниями на должности. И с арапством.

... ... ...

Москва зимой 46-47-го была мрачна и голодна, год был неурожайный. Карточки отоваривались, но продукты были плохие и с очередями. Рынок непомерно дорог. На военные сбережения надо было ещё одеться. Единственная гимнастерка надоела. Поэтому ходил на барахолку, купил пиджак, почти новый, и пальто. Вот если бы ещё хирургия.

Кирке не завидовал, ординаторское положение меня не прельщало.

1947 год встретили с однополчанами: аптекарша Зиночка, сестры Аня Сучкова, Катя. Очень весело. Запомнилось огромное блюдо винегрета.

Про тайную жизнь общества имел сведения от Кирки. Общее впечатление - примирение и привыкание. Старое Сталину простили, о новом заходе, аресте всех бывших военнопленных, знали не многие. Процессов теперь не устраивали. В войну поднимали Отечество, вернули стране историю, даже с церковью заигрывали. Казалось, вождь одумался. Если бы не эти газетные письма трудящихся! Сколько можно?

Однако два товарища Киры из их школьной команды, сидели в тюрьме, в 44-м их арестовали, ещё на фронте. Один из них Санька Солженицын. Его невеста (или жена?), Наташа, училась в аспирантуре и приходила к Кире. Слышал её рассказы о передачах, допросах, видел слёзы. Вот их история в общих чертах: друзья, фронтовые офицеры, обменялись письмами, в которых нелестно отозвались о вожде народов. Их тут же замели.

... ... ...

В феврале 47-го мы получили письмо из Брянска, от бывшей старшей сестры Быковой: писала, что в областную больницу ищут главного хирурга. "Может, приедете? " Я помчался тут же.

Брянск после Москвы - маленький, а после войны - большой. Больница вполне приличная, здание выстроено перед войной. Пожилой главный врач, интеллигент до революции - Николай Зинонович Винцкевич, терапевт. Принял хорошо. В активе у меня мало: стаж 7 лет, из них 5 - война. Ещё работаю в прославленном институте. К тому же диссертация готова. Вот только вид был уж очень заморенный, Николай Зинонович даже спрашивал у Быковой : здоров ли?

В общем, пригласил зав отделением и главным хирургом области.

Юдин меня не задерживал. Думал, небось: "Надежд не оправдал. Технику не починил. Неконтактный". Только и сказал:

- Что ж, поезжайте.

Кира осуждал:

-Тут карьера, московская прописка, комнату получишь, диссертацию защитишь. В провинции закиснешь!

- Ну нет! Главный хирург области! О чем ещё можно мечтать?

Вещей собралось изрядно, ехали насовсем. 10 марта вечером распрощались с Москвой, шел снег с дождем.

Да, по поводу диссертации - давал почитать Арапову. Он сказал:

- Хорошо, пойдет. Только выбрось рассуждения по механике ран. Не поймут. Себе напортишь.

Я жалел, казалось, самое умное. Но выбросил.

4. 1947-52 гг. Брянская хирургия.

Брянские годы, с 47-го по 52-й, самые светлые в моей жизни. Испытал хирургическое счастье, дружбу с подчинёнными. Потом такого уже не было.

Дело чуть не кончилось катастрофой в самом начале. Мой предшественник оставил больного после резекции желудка. Пятый день, а его рвёт - "непроходимость соустья". Нужно оперировать. Непросто переделывать чужую работу, шансов мало. Но без этого - смерть верная. День ходил вокруг, сомневался. Ещё сутки переливали физраствор, а потом взяли на стол. Трудно отделить неправильно пришитую к желудку тощую кишку, наложить новое соустье. Возился четыре часа.

На следующий день пришлось ехать в район. Два дня меня не было. Возвращаюсь в тревоге, а больного опять рвёт.

Говорю ему:

- Нужно снова оперировать!

- Нет уж. Я тебе не мешок - разрезай да перешивай. Не дамся. Так умру.

Ну, что скажешь, друг? Первая операция - и смерть. Собирай чемоданчик.

Ещё два дня переливали жидкости, отмывали содержимое желудка через зонд. Мужик уже совсем доходит. На третий день через дренажную трубочку из полости живота отошло кубиков двести жидкого гноя и проходимость пищи восстановилась. Репутация была спасена и даже упрочена - непросто было решиться на такую операцию сходу после приезда.

- Амосов! Бог тебя любит.

... ... ...

Из Брянска я часто ездил в Москву. Лёгок был на подъем. Дела с диссертацией, совещания областных хирургов и просто так, в библиотеку, почитать иностранные журналы. Весной на конференции в институте демонстрировал историю болезни: ларинголог проткнул пищевод при удалении косточки. Возникло гнойное воспаление средостения, умирал человек. Я сделал уникальную, для того времени, операцию - вскрыл заднее средостение, дал сток гною и спас больного от верной смерти. Юдин выслушал моё сообщение, удивился, видимо не ждал такой прыти от беглеца. Но похвалил.