Картографы рая и ада - Василий Андреевич Владимирский

истории она начала еще в детстве, когда по дороге в школу пересказывала подругам прочитанные книги, свободно тасуя сюжеты и отчаянно импровизируя. Ранние рукописи не сохранились, но, судя по редким интервью, Ларионова с самого детства тяготела к авантюрно-исторической прозе, к «псевдорыцарским романам» с благородными героями, роковыми красавицами и фантастическими приключениями. После школы Тидеман училась на физика, несколько лет проработала в ЦНИИ металлургии и сварки. Но, как вспоминала писательница в 1989 году, уже тогда ее «тянуло к общению с большим количеством людей, интересно было посмотреть на их поведение в экстремальных условиях». Иными словами, конторские будни надоели ей хуже горькой редьки, она махнула на все рукой, бросила насиженное место в НИИ и устроилась экскурсоводом на туристический поезд «Ленинград», ходивший преимущественно в советскую Прибалтику.

В частых командировках Ольга Николаевна познакомилась с творчеством литовского художника и композитора Микалоюса Чюрлёниса, образы которого легли в основу цикла «Знаки зодиака» (1976–1990). И не только: Ларионова признавалась, что обнаружила влияние Чюрлёниса-художника даже в повести «Чакра Кентавра», хотя изначально это совсем не планировалось: «Когда книга была уже закончена, я просматривала рисунки Чюрлёниса, которые раньше не видела, и вдруг обнаружила рисунок женской головы, на которой сидел крэг! Конечно, может быть, я видела его когда-то раньше и подсознательно запомнила. Но я предпочитаю думать, что так срослась с мироощущением художника, что созданный им образ возник и у меня».

Литературная карьера Ларионовой шла по параболе: громкий дебют в 1960-х, потом постепенный спад и новый подъем к концу 1980-х. Пресловутый «путь в литературу» оказался для нее на удивление прямым. Со своим первым НФ-романом «Леопард с вершины Килиманджаро» будущая писательница пришла в редакцию толстого литературного журнала «Звезда», где время от времени печатались ленинградские фантасты. «Сказали, что занятно, но опубликовать это невозможно, – рассказывала Ольга Ларионова в интервью «Волгоградскому комсомольцу» в 1987 году. – Передали Варшавскому[54], потом Дмитревскому[55], потом был единственный отзыв на мое произведение. Меня пригласили в Союз писателей, и “Леопард” был опубликован, правда, в сокращении. Вот так само собой, правда, с улицы, без малейшей протекции, без кривых ходов мое поколение приходило в литературу».

Впервые роман вышел в 1965 году, в третьем выпуске альманаха «Научная фантастика» – одним из составителей этого сборника, к слову, стал упомянутый Владимир Дмитревский, редактор, влиятельный советский критик и исследователь фантастики. Ну а чуть раньше, в 1964-м, в ежегоднике «В мире фантастики и приключений», составленном все тем же Дмитревским, появился небольшой рассказ Ларионовой «Киска», который и принято считать дебютной публикацией писательницы.

За следующие пять лет в коллективных антологиях и в периодике был напечатан десяток повестей и рассказов Ольги Николаевны, а в 1971-м появился ее первый авторский сборник, «Остров мужества». Предисловие к книге написал сам Иван Антонович Ефремов, мэтр, живой классик и главный авторитет в тогдашней научной фантастике СССР. Протекция не протекция, но с первыми «профессиональными читателями» Ольге Николаевне определенно повезло. Казалось бы, фортуна улыбнулась автору – но на этом светлая полоса в жизни Ларионовой оборвалась так же внезапно, как и началась.

Троглодиты и крэги

Для начала многообещающая дебютантка просто исчезла с радаров. С 1972 по 1976 год Ларионова не выпустила ни одной новой повести, ни одного рассказа – о том, что именно стало причиной резкого ухода в тень, Ольга Николаевна предпочитала не вспоминать, да и ее коллеги, если были в курсе, в своих мемуарах помалкивают. Какие обстоятельства заставили замолчать успешную советскую писательницу, мы можем только догадываться – возможно, со временем архивные документы прольют свет на эту жгучую тайну, «но не сегодня», как говорила одна из героинь Джорджа Мартина.

Во второй половине 1970-х публикации возобновились. Из-под пера Ларионовой вышли повести «Кольцо Фрэнсуортов», «Сказка королей» (обе – 1976-го), «Картель» (1979), россыпь рассказов, однако вторая авторская книга появилась только в 1971-м. За ней последовали сборник «Знаки зодиака» (1983), повесть «Соната моря» (1985), позднее расширенная до романа-трилогии «Лабиринт для троглодитов» (1991), но эти тексты уже не вызвали того резонанса, что «Леопард» в середине шестидесятых. Впрочем, в 1987 году «Соната» принесла Ларионовой премию «Аэлита», единственную в СССР официальную награду, ежегодно вручавшуюся писателям-фантастам, – это не могло не польстить ее профессиональному самолюбию.

Триумфальное – пусть и недолгое – возвращение Ольги Николаевны в топ отечественных фантастов связано прежде всего с выходом в журнале «Уральский следопыт» в 1988 году повести «Звездочка-во-лбу» (авторское название, позднее восстановленное в книжных изданиях – «Чакра Кентавра»). Этот текст, во многом новаторский, разительно отличался от того, что писала Ларионова раньше – и от советской фантастики в целом. Публикация стала прорывом: после долгих лет терпеливого ожидания отечественный фэндом снова пищал от восторга и стоял на ушах.

«Писала ее под впечатлением самодеятельных переводов Роджера Желязны и других хороших “космических опер”, по принципу: а я что, не могу? – вспоминала Ольга Николаевна год спустя, отвечая на вопросы читателей на страницах «Следопыта». – Писала легко, с таким авторским заданием – вогнать в нее все аксессуары “космической оперы”: герой-супермен, его двойник, верный друг, прекрасная принцесса (из духа противоречия сделала все-таки ее брюнеткой: обычно она непременно белокурая), консерватор-король, мерзавцы-принцы, несчастная любовь в начале, все виды оружия – от первобытных мечей до сверхсовременных десинторов, а также драконы, кентавры, призраки и магические карты… По мере написания использованное отмечала “птичкой”, остальное появлялось само собой. Такое, вероятно, бывает у безудержных вралей – такое было и со мною: сама удивлялась, как здорово подделываюсь под стиль, который мне казался соответствующим “космической опере” и который шокирует критиков, принимающих его за чистую монету».

Если оставить в стороне вопрос, где Ларионова нашла «космическую оперу» у Роджера Желязны, феноменальный успех этого «почти пародийного» текста у доверчивых читателей показал: публика одинаково устала от традиционной советской НФ и в научно-популярном, и в социальном изводе, ей остро требовалось что-то новое, небывалое. И, конечно, создательница «Чакры» была далеко не единственным писателем, обратившимся на закате советской эпохи к тем же референсам: можно вспомнить повесть Святослава Логинова «Страж перевала» (1988) или «Магический треугольник» (1989) другого ленинградца, Леонида Резника, – влияние Роджера Желязны «в любительских переводах» и там, и там прослеживается отчетливо.

В конце восьмидесятых Ларионова не допускала и мысли о сиквелах и приквелах «Чакры». «Мало времени, не могу позволить себе повторять себя же, пусть даже и в ином жанре, – говорит писательница в интервью. – Не буду ее – “Чакру” – и продолжать либо дописывать, как о том просит кое-кто из читателей… Повесть писалась в определенном состоянии души, с определенным настроением, это была игра с самою