Пролог. Документальная повесть - Сергей Яковлевич Гродзенский

Яков Давидович послал рукопись в воронежский литературно-художественный журнал «Подъем». Ответ поступил уже после его кончины. Заведующий отделом критики Зиновий Анчиполовский проявил интерес к материалу, но сомневался, что удастся опубликовать его из-за перегруженности редакционного портфеля, хотя и предлагал понадеяться на удачу. Вероятно, эта надежда улетучилась, потому что спустя несколько месяцев он рукопись вернул.

Затем я предпринял попытку опубликовать этот опус отца в альманахе «Прометей». Тогдашний заведующий редакцией «ЖЗЛ» Юрий Селезнев тоже поначалу обнадеживал, тем более в 1978 году предполагался выход специального выпуска «Прометея», приуроченного к 150-летию Льва Толстого. Годы тянулось томительное ожидание, но, когда дошло до дела, и он дал задний ход.

Позднее мне попалась характеристика, данная Селезневу писателем Даниилом Даниным: «Юр. Ив. Селезнев – зав. редакцией ЖЗЛ – высказал интерес к идее сборника очерков о наших выдающихся физиках. В список, естественно, проникли Фридман, Иоффе, Ландау, Мандельштам. Сердце юдофобствующего славянофила сжалось от тоски. Это было видно по его заскучавшим глазам»[50].

Не увенчалась успехом и попытка опубликовать «Дрожжина» в «Яснополянском сборнике». На сей раз причина состояла, видимо, в том, что граф Толстой выглядел в очерке не самым лучшим образом.

В конце концов, я вынужден был оставить попытки вывести «Дрожжина» в свет и теперь в приложении к этой книге помещаю очерк отца, так, как он был написан тогда, в феврале 1970 года, не изменяя в тексте ни запятой.

Яков Гродзенский

Лев Толстой и Евдоким Дрожжин

И он, уйдя из жизни,

Привлекает нас к себе…

Л. Н. Толстой о Е. Н. Дрожжине1

27 января 1894 года в Воронежской тюремной больнице скончался от чахотки молодой солдат дисциплинарного батальона. Смерть не изгладила страданий, резко обозначенных обостренными чертами исхудавшего лица. Обслуга из арестантов, доставлявшая на тюремное кладбище труп, бережно уложила его в могилу, куда обычно выбрасывались тела умерших преступников. Против обыкновения острожники с непокрытыми головами на морозе долго и истово крестились, вглядываясь в усопшего. Казалось, им трудно расстаться со своим человеком, которого знали как мученика, почитали даже святым, несмотря на безбожие им не скрывавшееся. Покойный предвидел близкую кончину свою.

Еще 18 января он отправил известному толстовцу В. Г. Черткову лаконичную телеграмму: «Умираю. Дрожжин». Но когда кто-то предложил ему позвать священника, он зло ответил: «Я те дам священника. Я сам себе священник».

Кто же такой Дрожжин? Почему Лев Толстой многажды (более сотни раз) упоминал его имя в своих письмах и статьях, а некоторые из их современников, после смерти Дрожжина, выступили против его оценки великим писателем с критикой, не лишенной едкости, упреков и колкостей.

Евдоким Никитич Дрожжин родился 30 июля 1866 года в деревне Толстый Луг, Суджанского уезда, Курской области, в бедной крестьянской семье. Семнадцати лет он поступил в Белгородскую учительскую семинарию, но весной 1886 года учебное начальство не допустило его до экзаменов, вспомнив о подозрительных встречах семинариста с политическим ссыльным.

Через год Евдоким все же сдал в Рыльске экзамен на звание сельского учителя. Наступила жизнь в глухой деревушке Черничине, Дмитриевского уезда, Курской губернии в 30-ти верстах от города, на 200 рублей годового жалованья, среди бедности, суеверия, невежества. И здесь, как всегда, молодой учитель вел себя независимо, не скрывал своих мыслей, а с начальством держался свободно, не высказывал подобострастия и служебного почитания. Это раздражало чиновников от просвещения, решивших загнать непокорного еще подальше – в деревню Князево Путивльского уезда. Инспектор народных училищ Непряхин при этом обратился с таким посланием к наказанному:

«Я убедился в том, что поведение ваше совершенно не соответствует званию учителя. Отрицание постов… порицание распоряжений начальства… я предостерегаю вас сей раз и последний раз… объявляю, однако, что если вы и в Князеве, и на будущее время поведете себя так бестактно, как в Черничиной, то немедленно будете уволены от звания учителя, но я еще должен буду прибегнуть к иным, мне прискорбным мерам, а для вас весьма пагубным. О чем уведомляю вас в надежде, что вы измените… образ мыслей ваших»2.

«Образ мыслей» учителя, однако, не менялся. В начале 1890 года Дрожжин давал односельчанам читать старую рукопись – произведение народнической литературы, ходившее в разных изданиях и списках по России, «Сказку о 4-х братьях». В августе она попала к Курскому жандармскому полковнику, а в сентябре полицейские стражи придирчиво обыскивали дом, рыскали по двору семьи Дрожжиных в Толстом Луге. Показания Евдокима кратки: рукопись принадлежит ему, переписана еще в Белгороде, у кого взята – не помнит. Дальше, – обвинение по 252 и 318 статьям Уложения о наказаниях и тюрьма. Когда на подводе везли арестованного, бабы плакали, мужики кричали вслед учителю: «Хай тобі Бог помога!»

Следователи не удовлетворены: материала для привлечения к ответственности мало. Трижды наезжали в Толстый Луг жандармы. Трижды переворачивали пожитки чуть не всех жителей села и десятки раз расспрашивали всех о подследственном, куда он ходил, с кем виделся, что говорил. Ничего подозрительного, кроме книжки «Римский мудрец Эпиктет», изданной «Посредником», цена 8 копеек, не нашли.

Через месяц заключенного уволили от должности учителя. Через полгода после ареста безрезультатное следствие закончилось, а еще через два месяца Дрожжина выпустили на волю. Вскоре его призвали в армию, но он отказался быть солдатом, носить оружие, принять присягу. Опять – тюрьма в Курске. Бригадный генерал, квартировавший в Харькове, заинтересовался непокорным, приказал доставить его к себе. Усмотрев в Дрожжине опасного преступника, конвоиры повезли его закованным в ручные кандалы.

Дрожжин не счел нужным отвечать генералу, не проронил ни слова в ответ на его грубости. 25 суток карцера – приказ бригадного. Одиночное заключение, голая койка, духота, клопы и… десять учеников горнистов и барабанщиков шумели и гремели в помещении над потолком. Можно было сойти с ума, «как будто кто молотком садил голове», – говорил Дрожжин. После карцера – год тюрьмы в Харькове, начиная с 22 ноября 1891 года.

31 января 1892 года Лев Толстой из села Бегичевки, Рязанской губернии, где он, как говорили тогда, работал на голоде, писал, что Д. А. Хилкову, бывшему гвардейскому офицеру и помещику, раздавшему свою землю крестьянам и подвергавшемуся гонениям, «трудно, как бедному Дрожжину. Я говорю: “бедному”, потому что он сердится и ненавидит, страдает и ненавидит. Это очень тяжело»3.

26 сентября 1892 года Дрожжина перевели в Воронежский дисциплинарный батальон, где пятнадцать месяцев терзали всеми видами тюремного мучительства – холодом, голодом, одиночкой…

Дисциплинарные батальоны были созданы в 1878 году. Их цель «исправлять» солдат, совершивших преступления не