Братья Нобели - Федор Юрьевич Константинов

и потребовав огромную неустойку за его невыполнение. Гамбетта тоже подсуетился и стал угрожать вынести данный вопрос на рассмотрение парламента. На этом фоне Альфреду в марте 1873 года удалось добиться личной аудиенции у президента Адольфа Тьера, после чего вопрос о дальнейшей судьбе динамита был поручен специальной парламентской комиссии. В это время к игре снова подключился Барб, который пообещал председателю комиссии в случае выдачи разрешения на производство динамита акции на 100 тысяч франков в новом акционерном обществе, которое он собирается создать вместе с Нобелем. Проще говоря, Барб предложил председателю очень крупную и вместе с тем элегантную взятку, и это сработало – в глубокой тайне он скрепил свое обещание письменным договором.

Однако все правила приличия должны были быть соблюдены, а потому комиссия продолжила добросовестно работать, и лишь в ноябре 1873 года проблема динамита дошла до обсуждения в Национальном собрании. Дебаты были открытыми, так что на балконе для публики собралось немало народу. Один из депутатов, в прошлом армейский офицер, особенно настойчиво настаивал на том, что именно динамит является самым безопасным видом взрывчатки, и даже в запале пообещал принести на следующее заседание шашку динамита и поджечь ее.

«Чтобы мы все здесь взлетели на воздух!» – выкрикнул в этот момент кто-то из зрителей.

В ответ депутат заверил, что у него нет никакой тяги ни к убийству, ни к самоубийству, он просто точно знает: о чем говорит: без взрывателя динамит можно смело пытаться поджечь, но из этого ничего не выйдет; разве что выделится неприятный запах. Тем не менее заседание закончилось ничем и долгожданное разрешение на производство динамита было получено Барбом и Нобелем только в начале 1875 года, почти одновременно с принятием конституции Третьей республики.

К тому времени Альфред Нобель уже был самым настоящим миллионером и прочно обжился в Париже, который после войны с пруссаками сильно похорошел, стремительно развивался, вернул себе статус законодателя моды и вдобавок на глазах превращался в культурную столицу Европы. Как мы уже говорили, вероятнее всего, Нобель мечтал поселиться в Париже еще с того времени, когда в юности жил в этом городе, и летом 1873 года он понял, что теперь у него есть возможность реализовать эту мечту – тем более что главным признаком успеха в Париже того времени считалось именно владение особняком в том или ином престижном районе, лучше всего поближе к знаменитому Булонскому лесу.

После недолгих поисков Альфред облюбовал добротный дом постройки 1860-х годов в районе Пасси, всего в нескольких минутах ходьбы от Триумфальной арки. Четырехэтажный, с четырьмя балконами, просторным внутренним двором и местом для конюшни на четырех лошадей, сараем для экипажа и хранения сена, он продавался «всего» за 107 600 франков и был в тот год Нобелю вполне по карману. В августе 1873 года он подписал контракт на покупку и впервые в жизни стал домовладельцем. Причем по иронии судьбы дом этот значился под 53-м номером на авеню Малахов – названной в честь Малахова кургана, битва за который стала одной из самых героических страниц в истории Крымской войны, сыгравшей столь большую роль в судьбе семьи Нобелей.

Сразу после покупки Альфред затеял в доме капитальный ремонт, наняв для его осуществления одного из самых модных в те дни дизайнеров Анри Пенона. Вот как описывает совершенные в доме по указанию Нобеля преобразования Ингрид Карлберг:

«Вход располагался слева под аркой, посетитель попадал в вестибюль, обшитый панелями из темного дуба. За ним Альфред обустроил свой кабинет. Он заказал огромный письменный стол и массивные книжные шкафы со стеклянными дверями для библиотеки, которую наконец-то планировал собрать. Широкая мраморная лестница вела на первый этаж[35], предназначенный для приема гостей. Вскоре туда доставили только что купленный рояль черного дерева с позолоченной бронзой.

Из письма явствует, что Альфред охотно вникал в детали, выбирал ткани и обсуждал оттенки. Для салонов он выбрал неорококо (стиль Людовика XV), последний писк тогдашней моды, с обилием черненого дерева и золотого декора. Пенон предложил ковровое покрытие на полах, красные портьеры из шелковой парчи и искусно драпированные ткани с золотыми деталями вдоль стен и потолка. Диваны и кресла также по новейшей моде: темное дерево, светлая мягкая обивка и немного декора – бахрома и ленты по краям. В столовую, украшенную деревянными панелями, внесли массивный стол и стулья на десять человек.

Элегантность и ощущение избыточной роскоши на самом деле противоречили более сдержанной личности Альфреда. Но если заказывать интерьер вровень с самыми элегантными представителями парижской буржуазии, то выбор Пенона – попадание “в десятку”. Похоже, Альфред со всем энтузиазмом встречал излишества, предлагаемые архитектором. Вскоре он дополнит обстановку мраморными и позолоченными бронзовыми статуями. По крайней мере, две из них изображали Венеру, богиню любви и женской красоты.

Спальни на втором этаже были более уютными – кровати с пологами, стены, драпированные кашемиром и синим льняным полотном. Самую большую спальню Альфред назвал Chambre de Monsieur (Спальня Месье).

Он выбрал кровать с балдахином, который задергивался на ночь, там же поставили шкаф для одежды и рабочим столом для срочных дел. Самое большое внимание, по крайней мере, судя по калькуляции Анри Пенона, уделялось Chambre à Coucher de Madame, Спальне Мадам. Для той Мадам, которую Альфред представлял рядом с собой в своей парижской жизни, он заказал банты и цветочные бордюры на портьерах и покрывалах. Мягкое кресло предполагалось украсить понизу воланами.

В двухстраничном списке мебели для покоев “Мадам” есть одна позиция, указывающая на планы Альфреда. И по сей день она вызывает сильные чувства: Альфред заказал chaise bébé, детский стульчик за 220 франков».

Миллионер, владелец роскошного особняка, изобретатель, эрудит, отлично разбирающийся в литературе, – что еще было нужно для того, чтобы стать своим одновременно в кругах аристократии, деловой элиты и богемы Франции? С помощью Поля Барба все эти круги распахнули перед Альфредом Нобелем двери своих закрытых клубов и салонов. В том числе он стал вхож и в салон Жюльетты Адам, которая в те дни только-только подбиралась к своему сорокалетию, и все еще была ослепительно хороша. Ее салон посещали многие представители парижской интеллектуальной элиты, в том числе и такие великие мастера слова, как Виктор Гюго, Гюстав Флобер, Ги де Мопассан, Иван Тургенев. Как нетрудно догадаться, Альфреда с его неизбывной любовью к литературе и неумирающей мечтой о писательской славе больше всего влекло именно к ним. Особенно близко он сдружился с Гюго, который жил неподалеку от него и вплоть до своей смерти в 1885 году часто бывал на обедах в доме Нобеля.

Вероятнее всего, к этому времени относится и его увлечение Сарой Бернар. Согласно общепринятой легенде, Альфред (как, кстати, и его родители) был,