Мир короля Карла I. Накануне Великого мятежа: Англия погружается в смуту. 1637–1641 - Сесили Вероника Веджвуд

семьями жили и кормились за счет щедрости Уайтхолла. Необходимо было создать комиссию для расследования всех этих злоупотреблений. Ну а тут пришло время готовиться к рождественскому балу-маскараду, особенно прекрасными и роскошными были маски королевы и ее фрейлин. Спешно строился большой зал из дерева, где всех можно было бы разместить, – король опасался, что копоть от свечей может испортить новые росписи потолков кисти Рубенса в Банкетном доме.

Что касается более серьезных вопросов, то короля очень беспокоило усиление влияния католицизма, и потому он попросил архиепископа подготовить проект декларации, запрещающей его подданным посещать мессы в часовнях иностранных посольств. Отчасти он решился на это из-за недавнего обращения леди Ньюпорт; он намеревался реализовать свой план, согласно которому старшие сыновья лордов, исповедующих католическую веру, должны были покинуть родной кров и воспитываться под его непосредственным наблюдением при дворе. Тем самым их готовили бы для обращения в англиканство или, как он полагал, в истинную католическую веру. Все эти намерения вызвали большое недовольство при дворе, так что от них вскоре отказались. Королева, несмотря ни на какие условности, пригласила свою малую католическую паству к совместному причастию на Рождество в своей часовне, чтобы ее друзья могли видеть, какие усилия она прилагает в деле примирения церквей.

Можно сказать, в это же время появилась книга «Религия протестантов» молодого теолога из Оксфорда Уильяма Чиллингворта, в которой он защищал вероучение англиканской церкви. Автор признавался, что он однажды совершил ошибку, приняв католицизм. Королю настолько понравился его труд, что он даже решил повысить его по службе. Написанная в спокойной манере, с позиций терпимости к различным философским концепциям, книга получила самые положительные отзывы. В представлении ее лучших адептов англиканская церковь должна была иметь в своей основе самое благородное и самое совершенное учение среди всех других христианских церквей той эпохи, но вероучение, которое защищают от фанатиков и ограниченных людей так рьяно и с таким упорством король и архиепископ, влечет за собой установление деспотии. На фоне молчащих священников и обиженных шотландцев звучит довольно странно известное высказывание Чиллингворта: «Я не стремлюсь обидеть человека, я пытаюсь найти правду».

Отложенное на время дело Хэмпдена, отказавшегося от уплаты «корабельных денег», теперь должно было быть рассмотрено в Суде по делам казначейства. Защищать его в суде надлежало правовому советнику «Провиденс компани» Оливеру Сент-Джону и юристу Роберту Холборну. Сент-Джону было около сорока, он занимался адвокатской практикой уже более десяти лет. Его призванием было конституционное право, и те, кто поручал ему ведение их дела, должно быть, имели возможность убедиться в его глубоких познаниях, в умении вести политические дискуссии, которые, несомненно, сопровождали собрания компании. Сент-Джон начал представление дела своего клиента, приведя два аргумента – один общий и один частный. Первый состоял в том, что если король заявляет о своем праве собирать налоги со своих подданных по своему желанию, то это подрывает основы собственности, и ни один человек не может уповать ни на что иное, кроме как на «великодушие и милость короля». Подобное положение явно противоречит практике и принципам английского закона. Его второй аргумент касался решения судей, что король, в случае возникновения непосредственной угрозы своим подданным, может собирать деньги, не обращаясь к парламенту. Но Сент-Джон с юридической точностью доказал, что государству не грозила никакая опасность в то время, когда срок действия предписания о сборе «корабельных денег» истек. Сент-Джон излагал свои аргументы, подкрепленные ссылками на имевшиеся прецеденты в законе, в течение двух дней. Может показаться, что это много времени, но, например, генеральный солиситор Литтлтон потратил четыре дня на представление в суде выдвинутых против Хэмпдена обвинений, а Холборну, второму защитнику Хэмпдена, потребовалось для представления своих аргументов шесть дней. В завершение слово взял генеральный прокурор Бэнкс, который потратил три дня, перечисляя доказательства правоты короля. В качестве примера он указал на реальную опасность, исходившую от пиратов, с которыми еще так и не удалось покончить. Могут возникнуть серьезные угрозы, сказал он в ответ на аргументы Сент-Джона, и в отсутствие войны в стране. Это было правдой, но он не объяснил, почему пираты, которые всегда представляли угрозу английскому судоходству, именно в 1636 г. начали представлять чрезвычайную опасность.

Английская страсть к законам объясняла тот неподдельный интерес аудитории к бесконечным доводам и доказательствам, которые приводили обе стороны процесса. Четверо слуг закона пересмотрели почти всю историю Англии, они цитировали статуты всех Генрихов и Эдвардов, раскапывали факты на развалинах Столетней войны, рассматривали подробно войны баронов, что давало возможность получить уникальную информацию о сборе налогов, а Бэнкс даже вспомнил о временах короля Эгберта. Эти аргументы не затрагивали принципиальных вопросов, ничего не было сказано ни о морали, ни о правоте или ложности того или иного факта. Четыре честных, старательных, ученых человека представляли собой не что иное, как группу серьезных археологов, просеивая упорно и бесстрастно пыль прошлых веков и подбирая по своему усмотрению тот или иной фрагмент для доказательства своей точки зрения. К середине декабря в суде были выслушаны все стороны, но дебаты продолжились в тавернах Вестминстера, в домах барристеров и их друзей. Дело Хэмпдена подняло проблему огромной важности и интереса. Конечно, политические страсти вырывались наружу; из Ирландии лорд-наместник Вентворт писал в гневе, что он страстно желал бы, чтобы Хэмпдена и ему подобных «привели в чувство плетьми». Однако у большей части общества дело Хэмпдена вызывало не столько возмущение, сколько обеспокоенность, правильно ли в суде истолковывают закон.

Сами судьи, разбиравшие дело Хэмпдена, были сильно озадачены, поскольку Сент-Джон и Холборн привели прецеденты, которым они не могли дать юридическое определение. Формально-юридические аспекты указа о взыскании «корабельных денег» были далеко не ясны. Не зная, как поступить в данном случае, решили передать дело в апелляционный Суд Казначейской палаты. Также последовало обращение к судьям Суда королевской скамьи и Суда общей юрисдикции, чтобы они рассмотрели дело и вынесли свое заключение.

Должно быть, в данном решении присутствовал политический мотив. Верховный судья барон Давенпорт оказался в затруднительном положении. Он был последовательным сторонником короля и твердо верил в его право взимать налог под названием «корабельные деньги». Но должен был признать аргументы защиты, что в постановление, направленное Хэмпдену, вкралась техническая ошибка, и, таким образом, он был принужден высказаться в пользу Хэмпдена. Из дискуссии с его тремя коллегами выяснилось, что Денем не только был согласен с этим его мнением по поводу допущенной ошибки, но и до конца не определился с вопросом о правомочности взимания «корабельных денег». Двое других судей, Тревор и Уэстон, были людьми короля. В итоге голоса разделились