Панк-рок. Предыстория. Прогулки по дикой стороне: от Боба Дилана до Капитана Бифхарта - Михаил Юрьевич Кузищев

Для записи альбома Энди Уорхол арендовал полуразрушенную студию Scepter, расположенную на 54-й улице. «Мы приходим, а там паркет выломан, стены ободраны, работает четыре микрофона. Мы поставили барабаны там, где хватало паркета, настроились и поехали»[105], – вспоминал Джон Кейл. За четыре дня, без долгих репетиций, лишних дублей и студийных эффектов The Velvet Underground, сами того не представляя, записали большую часть одного из самых важных альбомов в истории рок-музыки. На этой весьма сырой студийной записи, лишенной отвлекающих моментов вроде светового шоу или танцев с хлыстом, мы имеем возможность оценить, насколько впечатляющий путь группа проделала за предшествующие восемь месяцев – с того момента как были записаны их известные акустические демо-записи. Одним из самых эффектных примеров служит студийная версия "Waiting For The Man" – из расслабленного архаичного блюза она превратилась в острую, резкую и опасную запись. Это кажется уместным: рейды Рида в недобрый Гарлем, на Лексингтон-авеню и 125-ю улицу, с 26 долларами в кармане, за новой порцией «дури» всегда были рискованным предприятием: «Эй, белый парень, что ты делаешь в этом районе? Ты что, клеишь тут наших женщин?». Однако Рид даже здесь находит возможность ввернуть еще одну двусмысленность: «Простите, сэр, это последнее, что у меня на уме». Насмешливый, надменный, едкий вокал Рида на этот раз поддержан монолитной атакой барабанов Мо и рояля Джона Кейла. Происходит неслыханное: африканский примитив и брутальный авангард встречаются в фолк-роковой песне, и песня преображается – начинает пульсировать мощным, агрессивным битом перенаселенного города; биться в нервной тряске подобно наркоману, ожидающему вожделенной дозы. Эта энергия напитывает вокал Лу – его исполнение становится беспощадно убедительным; кажется, что они обмениваются энергией с Джоном, и ближе к концу песни монотонная долбежка Кейла по клавишам становится по-настоящему хищной, обрастающей диссонансами – легко представить, что он снова, как на приснопамятном фестивале, решил играть на рояле локтями.

Лирическое отступление. В 1970 году советский журналист-международник Геннадий Васильев описал дух 125-й улицы в своей книге «Небоскреб в разрезе». Позволим себе привести здесь фрагмент этого описания.

«125-я улица кипела предвечерним оживлением. Оглушая прохожих синкопированными ритмами, хрипел динамик над входом в лавку грампластинок. Мебельный магазин предлагал в рассрочку "подозрительно прекрасные" диваны и торшеры. Острым ароматом апельсинового сока и горячих сосисок звала закусочная.

125-я улица для черного гетто – то же, что 42-я для белого Нью-Йорка. Это, как говорят американцы, «плеже-стрит» – улица удовольствий: цепь магазинов, баров, кинотеатр, отель. Магазины такие же, как на 42-й, только погрязнее, поплоше. Товары почти те же, но слегка похуже. Цены заметно выше. 125-я создана для прожигания жизни. Настоящая жизнь, трудовая, нелегкая, уходит в обе стороны от 125-й кварталами грязно-бурых домов, плешинами зловонных задворков, морем нищеты и безысходности. На 125-й все было таким же, как и раньше, года три-четыре назад: тот же выщербленный асфальт тротуара, те же вывески, тот же громкий разговор встретившихся знакомых…» [106]

Еще одним несомненным триумфом альбома была "Venus In Furs", которая на этот раз избавилась от своего средневекового балладного духа, однако сохранила ощущение душной клаустрофобии. Монотонное гудение альта образует богопротивный дуэт со «страусиной» гитарой, которая выдает навязчивые, расстроенные ноты; барабаны Мо торжественно бухают, создавая ощущение ритуального действия, медленно надвигающейся неотвратимости. Лу Рид не поет, а провозглашает и командует: «Ударь, дорогая хозяйка, и исцели его сердце!». В этот момент The Velvet Underground кажутся царящими на вершине своего могущества – все, казалось бы, несоединимые стилистические элементы безупречно легли вместе как части единого музыкального паззла. Ни в 1966 году, ни позже в популярной музыке не было ничего похожего на эту атмосферу липкого, навязчивого кошмара.

Однако любой страшный сон заканчивается, и пробуждение к активной жизни наступает на бодрой, напряженно-деловитой композиции "Run, Run, Run". Номер несет в себе неявные отзвуки рокабилли и служит иллюстрацией спорному утверждению Рида о том, что «когда живешь в городе, некоторые наркотики нужно принимать… не для того, чтобы словить кайф, а чтобы не сойти с ума»[107]. Лу звучит здесь особенно похоже на Дилана, и, подобно Дилану, он насыщает песню обилием странноватых персонажей. Однако в отличие от загадочных героев Роберта Циммермана, персонажи Рида больше всего озадачены конкретной задачей – им нужно вырубить «дозу». Тем не менее, поэзия есть и здесь: гротескные религиозные аллюзии («когда она посинела, все ангелы заорали») сочетаются с деталями городской жизни («садись на троллейбус до Сорок седьмой»).

"Run, Run, Run", как и "Waiting For The Man", в большей степени касалась быта городских наркоманов, однако песней, в которой Рид показал лик вековечной бездны, стала композиция «Heroin». Хорошо выдающая свое фолковое происхождение, композиция построена на контрастных сменах ритма – неспешные рефлексивные куплеты («героин, будь моей смертью, будь моей женой и моей жизнью») сменяются интенсивными «приходами» куплетов, а поэтические образы (древний корабль, плывущий по темным волнам) сочетаются с реалистичными деталями (кровь, впрыскивающаяся в цилиндр шприца); один только альт Кейла продолжает монотонно гудеть своим высоким, острым, пронзающим звуком. Легче всего было бы обвинить Лу в идеалистической «поэтизации» смертельного вещества, однако это было бы ошибкой. Песня амбивалентна: с одной стороны, она выражает трепет перед могучей силой наркотика, желание сбежать из ненавистного мира и ощущение погружения в совершенно иную реальность; с другой – прекрасно передает ненависть главного героя к самому себе, а также всю сомнительность ощущения силы и безопасности, дающегося ценой полной зависимости. Нет сомнения, что в нынешние времена борьбы за здоровый образ жизни подобная песня наверняка сразу была бы запрещена к выпуску, однако стоит отметить, что при всей своей поэтичности строгая «Heroin» представляется гораздо более честной композицией, чем тысячи радужных и праздничных хитов 1960-х, неявным образом прославляющих ЛСД и его эффекты – без всяких оговорок о возможных последствиях. Для Лу Рида героин был неотъемлемой частью реальности, а отражение реальности в поэтических текстах – самой важной задачей, которую он ставил перед собой.

Ингрид Суперстар: «[Джон Кейл] выглядит как дьявол. Ученик дьявола. Обычно он надевает мешковатые штаны и ботинки, которые ему велики, так что постоянно спотыкается… У него темные глаза, и он очень, очень расслаблен, временами даже скучен. Но разве не все мы такие?» [108]

Урбанистический реализм Рида уступает место авангарду и звуковому террору Джона Кейла на "The Black Angel’s Death Song" с навязчивыми запилами альта и потоком сознания Лу, больше напоминающим мелодекламацию; периодически издаваемое Кейлом зловещее шипение, вероятно, намекает на то, что Темный ангел достиг