Аркадий Кошко - Очерки уголовного мира царской России

   Опрошенный мной арестованный чиновник оказался заядлым поляком, все отрицавшим и жестоко возмущавшимся незаконным, по его мнению, арестом.

   Так как прорытие подкопа, равно как и подготовка к краже, вообще должны были занять немало времени, то воры, надо думать, прожили известное время в Харькове. Посему, взяв Линдера и местных агентов, я принялся объезжать гостиницы, захватив как привезенные с собой из Москвы 20 фотографий варшавских воров, так и карточку арестованного чиновника.

   Мне посчастливилось! Из десятка гостиниц, нами посещенных, в одной опознали по моим карточкам неких профессиональных воров Станислава Квятковского и Здислава Горошка, в другой -

   Яна Сандаевского и еще троих, фамилии коих не помню, всего - шесть человек. Оказалось, они прожили в этих гостиницах с месяц и уехали лишь 26 числа.

   Вместе с тем выяснилось новое обстоятельство. По фотографии арестованный чиновник был опознан лакеем той гостиницы, где проживали Квятковский и Горошек. Лакей этот, "шустрый малый, не только сразу же опознал обоих воров и чиновника, но, со смешком поведал о тех перипетиях, косвенным участником коих он являлся за время проживания этих господ в его гостинице. По его словам, к Горошку, а особенно к Квятковскому, часто захаживал арестованный чиновник и более того: Квятковский был, видимо, в любовной связи с женой ничего не подозревавшего чиновника. Эта женщина не раз навещала в гостинице Квятковского, и нередко ему, лакею, приходилось относить записочки то от него к ней, то обратно. Из этих тайных записок любопытный лакей и убедился, к своему удовольствию, в их связи.

   Этот первый день Нового года казался мне не потерянным напрасно, и я заснул покойно.

   Между тем дополнительные сведения, собранные об арестованном чиновнике, не говорили в его пользу. До Харькова он служил в Гельсингфорсе, в отделении Лионского кредита, откуда и был уволен по подозрению в соучастии в готовившемся покушении на кражу в этом банке.

   Мои дальнейшие вызовы и допросы арестованного чиновника ничего не дали. Он все так же продолжал отрицать всякую за собой вину. После долгих размышлений я решил попробовать следующее.

   - Вот что! - сказал я моему Линдеру. - Сегодня же переезжайте в другую гостиницу подальше от меня; а завтра, под флагом дружбы с Квятковским и по причине предстоящего якобы отъезда вашего из Харькова, зайдите к жене арестованного чиновника и передайте ей привет Квятковского. Для достоверности покажите ей фотографию последнего, будто бы вам данную, с дружеской надписью на обороте. Надпись по-польски вы сфабрикуйте сами. Образцом почерка Квятковского послужит его факсимиле, имеющееся на полицейской карточке. Было бы крайне желательно при этом получить от указанной дамы какое-либо письмо или записку, адресованную Квятковскому. Линдер блестяще выполнил поручение. На следующий день он был принят этой особой.

   О своем визите он мне так рассказывал:

   - Я пришел к вам, пани, от Стасика Квятковского, моего сердечного друга. Пан Станислав просит передать свой привет и сердечную тоску по пани.

   - Я не разумем, цо пан муви! - смущенно сказала она. - Какой пан Станислав, какой пан Квятковский?

   Я снисходительно улыбнулся.

   - Пани очень боится! Но, чтобы вы не тревожились, Стасик просил меня показать пани вот этот портрет. Не угодно ли? - и протянул ей карточку с надписью.

   Взглянув на нее, моя барынька просияла, видимо, успокоилась и стала вдруг любезнее.

   - Ах, прошен, прошен, пане ласкавы, сядать!

   После этого все пошло как по маслу. Она призналась мне, что сильно соскучилась по Квятковскому, и поставила меня в довольно затруднительное положение, пристав с вопросом, где теперь пан Станислав. Я вышел из затруднения, сославшись на легкомыслие женщин.

   - Пан Станислав, любя и доверяя вам всецело, тем не менее просил не называть его адреса, так как боится, что вы случайно можете проговориться. А ведь тогда все дело, так благополучно проведенное им и вашим супругом, может рухнуть.

   - Напрасно пан Станислав во мне сомневается! Ради него, ради мужа, наконец, ради самой себя я обязана быть осторожной.

   Впрочем, пусть будет, как он хочет!

   В результате Линдер был всячески обласкан, накормлен вкусным обедом, а вечером, покидая гостеприимную хозяйку, он бросил небрежно:

   - Быть может, пани желает написать что-либо Стасю, так я охотно готов передать ему вашу цедулку.

   Пани обрадовалась случаю и тут же написала Квятковскому нежное послание, заключив его фразой:

   "...Как жаль, коханы Стасю, что тебя нет со мной сейчас, когда муж мой в тюрьме!"

   Поблагодарив Линдера за хорошо исполненное поручение, я на следующий день вызвал арестованного чиновника.

   - Ну что же, вы все продолжаете отрицать ваше участие в деле?

   - Разумеется!

   - Вы отрицаете и знакомство ваше с Квятковским?

   - Никакого Квятковского я не знаю!

   - И жена ваша не знает пана Квятковского?

   - Разумеется, нет! Кто такой этот Квятковский?

   - Любовник вашей жены!

   - Ну, знаете ли, этот номер не пройдет! Жена моя святая женщина, и в супружескую верность ее я верю как в то, что я дышу!

   - И напрасно! Я могу вам доказать противное.

   - Что за вздор! Ведь если бы и допустить недопустимое, т. е. что жена изменяет мне с Квятковским, то как бы вы могли доказать мне это? Ведь не держали же вы свечку над нею и паном Станиславом?

   - А откуда вам известно его имя?

   Чиновник сильно смутился, но, оправившись, ответил:

   - Да вы как-то, на одном из допросов, так называли Квятковского.

   - Я что-то не помню. Во всяком случае, у вас недюжинная память! Но оставим пока это, поговорим серьезно. Я делаю вам определенное предложение: я обещаю вам доказать, как дважды два - четыре, неверность вашей жены, а вы обещайте мне помочь разыскать Квятковского, замаравшего вашу семейную честь. Идет, что ли?

   - Нет, не идет! Так как я, не зная Квятковского, не могу вам помочь и разыскать его. Но заявляю, что не пощажу любовника моей жены, буде таковой оказался бы!

   - Ладно! Довольно с меня и такого обещания. Вы, конечно, хорошо знаете почерк вашей жены?

   - Ну еще бы!

   - Так извольте получить и прочесть письмо ее, написанное вчера на имя Станислава Квятковского! - и я протянул ему переданный мне Линдером запечатанный розовый конверт.

   Чиновник схватил конверт, вскрыл его, извлек бумагу и жадно накинулся на нее. Я наблюдал за ним. По мере чтения лицо его все багровело и багровело, руки начали трястись, дыхание становилось прерывистым. Наконец, кончив чтение, он яростно скомкал бумагу, метнул бешеный взгляд и, хлопнув кулаком по столу, воскликнул: