Сельма Лагерлеф - Девочка из Морбакки: Записки ребенка. Дневник Сельмы Оттилии Ловисы Лагерлёф

— Знаете, Шенсон, вы бы прилегли да вздремнули, как Уриэль, — говорит она. — Я скажу, когда придет пароход.

Эрнст, Клас, Альма, Элин, Аллан, Герда и я заходим в херрестадский парк. Смотрим на красивый павильон инженера Нурена, теперь мало-помалу разрушающийся, потому что Нурены живут нынче не в Херрестаде, а в крохотной усадебке под названием Эриксберг, неподалеку от церкви. Идем к Медвежьему гроту, показываем кузенам и кузинам диковинные кусты ежевики, единственные на весь приход.

Идем мы медленно, нога за ногу, знаем ведь, что в нашем распоряжении целый час, устраиваемся под сосною, которая склоняется над Медвежьим гротом, и по обыкновению рассуждаем о том, как бы все было, если б там внизу сидел медведь и пытался вскарабкаться к нам.

Но аккурат когда мы там сидим, прибегает какой-то мужик, кричит нам, что пароход уже отчалил из Сунне. Сейчас он причаливает в Роттнеросе, а через полчаса, поди, будет здесь.

Мы, конечно, вскакиваем, бежим к пристани. Снова стоим у самого края, высматриваем пароход и вроде как в самом деле примечаем дымок и что-то темное, продвигающееся к берегу далеко на северо-западе. И все теперь ужасно довольны и рады, что папенька так спешил их выпроводить, иначе-то могли опоздать.

Дядя Уриэль, и тетя Георгина, и дядя Шенсон проверяют, не забыли ли каких чемоданов, сумок и корзин, и тетя Георгина дает указания, кому что нести, когда придет время садиться на пароход. Они конечно же знают, что пароход будет здесь только через полчаса, но, надо сказать, с пароходом никогда нет полной уверенности. Порой так задувает и штормит, что он не может причалить в Херрестаде, а порой, когда тянет за собой большущие грузовые баржи, сильно запаздывает и, понятно, не поспевает к поезду во Фрюксте. Потому-то все так радуются и оживляются, зная, что сейчас он уже добрался до Роттнероса.

— Вправду хорошо, когда знаешь, что скоро продолжишь путь, — говорит дядя Шенсон. — Пожалуй, несколько рискованно выезжать в последнюю минуту, но ведь с милой Морбаккой так трудно расстаться.

— Вы, Шенсон, уже завтра приступаете к занятиям в школе? — спрашивает тетя Георгина.

— Завтра, в десять утра, — отвечает дядя Шенсон. — Вы, поди, считаете меня чудаком, Георгина.

— Я считаю таковыми всех мужчин, — говорит тетя Георгина. — Уриэль поступает точно так же. Послезавтра ему выходить на службу в Стокгольме, а домой мы доберемся лишь завтра вечером. Я бы на его месте уехала по меньшей мере с недельным запасом. Ведь мало ли что может случиться!

— Да, но мы ведь уже убедились, что пароход скоро будет здесь, — говорит дядя Шенсон. — А это единственный рискованный элемент. Дальше — железная дорога.

— Да уж, надо надеяться, все пройдет благополучно, — отзывается тетя.

Однако она явно нервничает, потому что идет к смотрителю, говорит с ним.

— Вам не кажется, что пароход очень уж долго стоит в Роттнеросе? — спрашивает она.

— По моему разумению, сударыня, он еще изрядно там простоит, — смеясь, отвечает смотритель. — Вчерась-то пароход доставил в Роттнерос целую компанию карлстадских господ, в гости они ехали к тамошнему хозяину. Кто их знает, может, они еще с прощальным завтраком не управились.

— Роттнеросский хозяин? — вопросительно произносит тетя. — Кому же теперь принадлежит имение?

— Валль — вот как его зовут, Густав Адольф Валль, — сообщает смотритель, — мужчина хоть куда.

— Верно, — говорит тетя Георгина, — теперь припоминаю, я слыхала о нем. Но ведь пароход должен следовать по расписанию, хоть этот господин Валль и дает прощальный завтрак?

— Хе-хе-хе, — смеется смотритель. — Сразу видать, вы, сударыня, не имели дела с Валл ем. Коли пароходный капитан рискнет уйти из Роттнероса без его гостей, считай, больше ему на мостике «Андерса Фрюкселля» не стоять.

— Вот как, — говорит тетя Георгина, — ладно, тогда я пойду, пожалуй, посижу еще на камешке.

Тетя опять поднимается вверх по холму, садится на прежнее место. Дядя Шенсон и дядя Уриэль вскоре тоже подходят к ней. Эрнст, Клас, Элин и Аллан стоят у причала, а Альма, Герда и я садимся на камни подле взрослых.

— Я слышал, вы, Георгина, спрашивали смотрителя про владельца Роттнероса, — говорит дядя Шенсон. — Удивительно встретить человека, который не знает о Г. А. Валле.

— Вы что же, Шенсон, считаете его человеком выдающимся?

— Безусловно, самым замечательным во всем Вермланде, — отвечает дядя Шенсон. — Невероятно, как он сумел поднять роттнеросский завод. Каждый год что-нибудь да строит. И думает не только о выгоде. Главный дом, говорят, прямо с княжеским размахом отремонтировал. Сад и парк опять же превосходно содержит. Я несколько раз собирался туда съездить, когда бывал в Морбакке, но так просто не нагрянешь, коли семейства меж собой не общаются.

Дядя Уриэль, за все время после отъезда из Морбакки не сказавший ни слова, теперь вставляет:

— Лагерлёф правильно делает, что не общается с этим Г. А. Валлем.

— Разумеется, имущественное положение у них разное, — говорит дядя Шенсон, — но Валль вообще-то не чванлив.

— Прохвост он, черт побери! — говорит дядя Уриэль. — Через пяток лет обанкротится!

— Но, Уриэль! — возражает дядя Шенсон. — Он ведь еще до войны был состоятелен, а при нынешней отличной конъюнктуре, говорят, вообще невероятно разбогател. Скупает старые фабрики и землю по всему суннескому приходу. Мне рассказывали, ему уже принадлежат Лёвстахольм, Бада, Турсбю, Кристинефорс, Стёпафорс и Эйервик.

Дядя Уриэль лежит на мху, со шляпой на глазах. И даже не сдвигает ее, отвечая:

— Так-так, он еще и недвижимостью спекулирует. Обанкротится через четыре года!

— Послушай, Уриэль! — Дядя Шенсон, кажется, вправду становится слегка нетерпелив. — Уверяю тебя, этот человек вовсе не авантюрист. Говорят, к примеру, он весьма добр к своим работникам. Представь себе, в каждом работницком хозяйстве Роттнероса каждую осень забивают по свинье и телку! А в неурожайном шестьдесят восьмом, когда здесь, в Фрюкенской долине, народ пек хлеб из коры, кузнецы в Роттнеросе питались пшеничным хлебом да салом.

Тут дядя Уриэль сдергивает с глаз шляпу и приподнимается на локте.

— Еще и транжира, — говорит он. — Банкрот через три года!

А мы, трое детей — Альма, Герда и я, — никак не можем понять дядю Уриэля. Знаем ведь, что фабрикант Валль человек могущественный, словно владеет лампой Аладдина. Ему достаточно лишь пожелать — и желание тотчас исполнится. Нам кажется, дядя Уриэль просто хочет подразнить дядю Шенсона, ведь нельзя не признать, что дядя Уриэль, большой остроумец, любит подразнить народ.