Родерик Грэм - Мария Стюарт

Мария Стюарт в возрасте 13 лет

Кардинал Битон

Замок Дамбартон

Мария Стюарт в возрасте 17 лет. Портрет работы Франсуа Клуэ

Дофин Франциск, первый супруг Марии Стюарт.

Портрет работы Франсуа Клуэ

Французский король Генрих II

Екатерина Медичи

Диана де Пуатье, фаворитка Генриха II, ставшая наставницей и подругой Марии Стюарт

Замок Амбуаз, в котором обитала Мария со своим двором

Замок Шенонсо, излюбленная резиденция Генриха II и Дианы де Пуатье

Смерть Генриха II.

Через несколько мгновений Мария Стюарт станет королевой Франции.

 Ж.-Ж. Периссен и Ж. Торторель. Раскрашенная гравюра

Франциск II и Мария Стюарт — король и королева Франции

Фран — монета с изображением Франциска и Марии

Мария в белом траурном одеянии французских королев — она носила его так часто, что заслужила прозвище Белая королева

Джеймс Хэмилтон, граф Арран

Пьер де Ронсар, воспевавший Марию Стюарт в своих стихах

Проповедник Джон Нокс, непримиримый враг Марии Стюарт. Гравюра на дереве. 1681 г.

Генри Стюарт, лорд Дарнли, — второй супруг Марии Стюарт

Мария и Дарили

Эдинбургский замок, 13 котором родился сын Марии Стюарт

Дворец Холируд

Мария была вынуждена изменить тактику; она заявила, что Нокс призывал народ признать религию, отличную от той, что допускал государь. А поскольку Господь предписывает подданным подчиняться государям, учение Нокса не может быть от Бога. Мария считала этот довод решающим, однако Нокс ответил, что подданные не обязаны разделять религию государя, хотя им приказано подчиняться ему. Однако, если суверен тоже нарушает свои обязательства, подданные имеют право не подчиняться государю, подобно тому, как дитя, обязанное подчиняться отцу, может ему воспротивиться, «если отец охвачен одержимостью и готов убить свое дитя». Вывод был строго логичен, но противоречил всему, чему учили Марию, и она «стояла словно громом пораженная почти четверть часа». Возможно, впервые в ее жизни кто-то, кроме ее няни Дженет Синклер, посмел ей противоречить. Однако это произошло: ее, коронованную королеву, привыкшую к полной покорности придворных, восседающую на троне в собственном дворце, поучают, говоря, что ей можно не повиноваться и дозволено даже устранить ее, если она нарушит обязательства, установленные не ею, но ее подданными. У нее не было ответа для Нокса, и молчание нарушил лорд Джеймс, спросивший, что ее оскорбило. В ее ответе детская обида мешалась с яростью: «Я так понимаю, что мои подданные должны повиноваться вам, а не мне… Так что я оказываюсь у них в подчинении, а не они у меня».

Теперь перед Ноксом были открыты ворота, и ему достаточно было лишь легонько подтолкнуть мяч, заверив ее, что он никогда не хотел, чтобы кто-нибудь ему повиновался, поскольку все должны повиноваться Господу, короли обязаны быть приемными отцами его церкви, а королевы — няньками его народа. Мария обратилась к своей церкви, заявив Ноксу, что будет защищать истинную церковь — римскую. Нокс, естественно, отверг это, однако Мария ответила, что так говорит ей ее совесть. Нокс пожурил ее: ведь совесть требует знания, а у нее его нет. Мария ответила: «Мне говорили, и я сама читала», явно страстно желая, чтобы рядом с ней был кардинал Лотарингский, а сама она внимательнее слушала бы его наставления вместо того, чтобы слепо им следовать. Когда спор зашел далеко, Мария осознала, что проигрывает. Затем Нокс нанес последний удар, сказав: «Иисус Христос сам не служил мессу и не приказывал ее служить на Тайной вечере, ведь месса не упоминается нигде в Писании». Мария явно не читала Писание целиком, она всего лишь заметила, что, если бы ее наставники сейчас были здесь, они бы ему ответили. Нокс уцепился за это, сказав, что будет рад им ответить. Мария, теперь уже совершенно разбитая, пригрозила: эта встреча может состояться раньше, чем он думает. Нокс, как обычно, произнес последнее слово, заявив, что если это произойдет при его жизни, то в самом деле случится намного раньше, чем он рассчитывал. К большому облегчению Марии, в этот момент ей объявили, что ужин готов, возможно потому, что прошел заранее оговоренный промежуток времени, а Нокс произнес молитву о том, чтобы ее царствование в Шотландии оказалось столь же благословенным, как правление Деборы в Израиле.

Мария успела удалиться к себе прежде, чем пришли неизбежные слезы, но Рэндолф сообщал: «Мистер Нокс говорил с королевой в четверг. Он столь сильно поразил ее сердце, что заставил плакать». Она не могла понять, почему Нокс столь суров, ведь она не пыталась навязать своему народу католичество. Мария начала с прямого обвинения Нокса в разжигании смуты и использовании некромантии. Она вряд ли могла поддержать подобные обвинения, но прослышав о том, каким сильным полемистом является Нокс, решила атаковать с самого начала. Нокс был вежлив, даже подобострастен, и приводил доводы, основываясь на полной убежденности в истинности протестантизма. Разгромленная, Мария то сердилась, то разыгрывала «маленькую потерявшуюся девочку». Ее вера с рождения была частью ее жизни, тогда как Нокс отрекся от римской церкви в результате внутреннего конфликта, дававшего ему суровость новообращенного. Поэтому Нокс не мог поверить, что простота Марии была искренней: «Или мое суждение неверно, или же ее разум горд и полон уловок, а сердце воспламенено против Бога и Его истины». Его суждение было неверно, потому что он не мог поверить, что не все являются религиозными фанатиками того же розлива, что и он сам. Фанатики видят только веру или ересь, политики везде видят заговоры и интриги, любовники в каждом действии видят привязанность или предательство, и никто из них не в состоянии представить общее пространство мира и стабильности. Мария не была фанатичкой, не блистала умом, необходимым политику, и любила только физические упражнения и спокойное созерцание красоты. В своем детальном исследовании «Благочестивый реформатор, нечестивый монарх» доктор Дженни Вормальд говорит: «Мария видела в нем (Ноксе) не посланника небес, а скорее сильный раздражитель, огромную жужжащую муху — препятствие».