Белая борьба на северо-западе России. Том 10 - Сергей Владимирович Волков

ноту с просьбой о защите от нападения Бермондта и в происшедшем всецело обвиняло Германию.

Со своей стороны начальник английской военной миссии в Риге полковник Таллент послал экстренное телеграфное сообщение в Лондон, прося оттуда должных инструкций.

Вряд ли германское правительство, исчерпавшее все меры в эвакуации Курляндии, было так повинно, как это рисовали латышские ноты. Но надо отдать справедливость латышской дипломатии, что она очень ловко и умело использовала с выгодой для себя всю политическую обстановку того времени, поставив в центре внимания Антанты не безвестного ей полковника Бермондта-Авалова, а побежденную Германию, желавшую отыграться на востоке. Кроме того, на случай благоприятного исхода конфликта, Латвии гораздо легче было бы взыскивать убытки с той же Германии, объекта более солидного и более реального, нежели какой-то безвестный человек, вскочивший на поверхность политической лужи с легкостью дождевого пузыря и могшего исчезнуть с такой же легкостью.

Разумеется, германское правительство решительно и энергично протестовало против взваливания вины Бермондта и стоящих за ним безответственных групп на германскую шею. Поэтому 18 октября германское правительство послало следующую телеграмму:

«Временному правительству Латвии.

В своей телеграмме, посланной 8 октября мирной конференции, временное правительство Латвии, выставив тяжкие обвинения против германских частей в Курляндии, утверждает, что последние, совместно с Бермондтом, 8 октября начали военные действия против Латвии. Против такого бессмысленного утверждения я выражаю самый энергичный протест. Как мною было уже пояснено в радио от 9 октября, ни одна из подчиненных германскому правительству частей не принимала участия в начатых 8 октября сражениях.

В посланной мирной конференции телеграмме утверждается также, что германское правительство не только не отозвало своих воинских частей с территории Латвии, но даже удвоило численность своих сил в Прибалтике. Против этого утверждения я выражаю энергичнейший протест, так как временному правительству Латвии в достаточной мере известны все предпринятые германским правительством уже несколько…» (Конца радио Мюллера рижская радиостанция не приняла.)

Рига была объявлена на осадном положении. Разрешение ходьбы по городу с 7 часов вечера до 5 часов утра было ограничено. Правительственные учреждения были закрыты, служащим было выдано жалованье за месяц вперед и им было предложено поступать в охранный батальон, уже организуемый студентами рижского политехникума. Железнодорожное движение было прекращено по всем линиям, и весь наличный состав пассажирских и товарных поездов был использован для переброски войск на Олайский фронт. Все частные телефоны были выключены.

С трех часов дня 8 октября артиллерийская канонада со стороны Олая стала усиливаться и было ясно слышно, что как с той, так и с другой стороны в бой вводились новые батареи, не исключая и тяжелых. К вечеру канонада слышалась уже совсем близко, и в городе звенели стекла, но снаряды еще не долетали до города.

В Риге господствовало всеобщее убеждение, что численно превосходная армия полковника Бермондта безусловно раздавит латышей и одним наскоком возьмет Ригу, как это уже было 22 мая при занятии ее антибольшевистскими войсками.

Но артиллерийская канонада продолжалась всю ночь, и бермондтовские войска в эту ночь не вступили в Ригу. Утром 9 октября штаб латышской армии сообщал, что в течение всей предыдущей ночи продолжались ожесточенные бои с наступающим превосходными силами противником, поддержанным весьма обильно всеми техническими средствами. «Но, несмотря на коварные средства нападения, все атаки с большими потерями для противника были отбиты. Некоторые пункты во время упорных боев переходили из рук в руки. Запись добровольцев, продолжавшаяся с большим воодушевлением всю ночь, дала значительные результаты».

Но в этой успокоительной сводке штаб латышской армии ни словом не обмолвился о том, что вечером 8 октября неприятельскими войсками была занята крепость Усть-Двинск, предместье Больдераа и пригороды Торенсберга и Гагенсберга. Впрочем, в том, что латышская армия в предыдущую ночь потерпела тяжкие поражения и была разбита, рижское население и так не сомневалось, так как войска всю ночь уходили из Риги, всю ночь происходила лихорадочная эвакуация правительственных учреждений. В эту же ночь и само правительство в полном составе уехало в Венден; туда же должен был переехать и Народный Совет.

Взять в эту ночь Ригу при всеобщей растерянности и панике в разбитых латышских войсках не представляло никакого труда. Но утром 9 октября бермондтовских войск в городе еще не было и по улицам рыскали отдельные толпы латышских солдат, взламывавшие магазины и предававшиеся открытому грабежу.

Почему армия Бермондта, взяв Усть-Двинск и ряд предместий, не заняла самую Ригу, когда ее отделяли только одни мосты через Двину, неизвестно. Но некто Сергей Оношкевич-Яцына86, насколько не ошибаюсь, одно из лиц, стоявших близко к штабу Западной армии, в объяснение причин медлительности действий в августе 1921 года писал в «Общем деле»:

«Очень быстро были взяты все подступы к Риге, и последняя была бы взята без боя, так как правительство ее эвакуировало очень поспешно. Но по неизвестным мне побуждениям майор Бишоф, тогда являвшийся в свите командующего представителем немецких частей армии, решительно воспротивился этому… Мемель был потерян, и когда снова было решено брать Ригу, то было уже поздно: подоспела английская и эстонская помощь и английские суда начали обстрел добровольческих позиций перед Ригой. Это и ряд очень неудачных внутренних мероприятий решили судьбу армии…»

Оборона Риги

Действительно, заняв Торенсберг, армия полковника Бермондта не позаботилась даже об охране мостов. Солдаты разбрелись по домам и расположились на ночлег, полагая, вероятно, что утро вечера мудренее. А в эту же ночь, на рассвете, рота студенческого батальона буквально перед самым носом бермондтовских частей в Гагенсберге развела большой железнодорожный мост и сожгла несколько пролетов деревянного моста, сделав, таким образом, оба моста непроезжими и отделив бермондтовскую армию от Риги. Достойно внимания еще и то обстоятельство, что студенческая рота, совершив этот воистину геройский подвиг, вернулась без потерь. Это обстоятельство – порча мостов – внесло некоторое успокоение в деморализованную латышскую армию, отхлынувшую было за Ригу к Стакельну, где с помощью эстонских войск латышский главнокомандующий генерал Симонсон предполагал дать генеральное сражение бермондтовской армии.

Вряд ли генерал Симонсон имел какой-либо план, потому что он раньше всех бросил свою армию и, не дав никому никаких распоряжений, уехал в Венден. Поэтому оборона Риги перешла исключительно в руки командира студенческой роты капитана Зоммера, проявившего огромную распорядительность и большую энергию, которые он проявлял и впоследствии, когда был назначен на хлебный пост министра торговли и промышленности, с какового ушел не по своей воле.

Знал ли капитан Зоммер, что эстонская помощь близка и что Ригу нужно удержать до подхода эстонцев какой бы то ни было ценой, или он сам, будучи