Мне как молитва эти имена - Игорь Горин

Бетховена, два его последних сочинения для фортепьяно: 32-ю сонату и 33 вариации на тему Диабелли. Бах и Бетховен! — на прощание... после тяжелой операции на сердце.

 Вы были так печальны, так бледны;

В Ваших руках, казалось, плачут розы.

(Говорят, что незадолго до этого Рихтер сказал, что жить надо так, чтобы быть готовым умереть в любую минуту.)

Но за границей Он потом несколько лет еще выступал, в чем не так давно могли удостовериться и слушатели «Радио-Классика»: записи семи сонат Бетховена были сделаны в Лондоне в 1991-92 г.г.

Странная, даже кощунственная, мысль пришла мне сейчас в голову. Подавляющее большинство из нас, «детей праха», и при жизни слышали Рихтера главным образом в записи, притом нечасто, и если бы не московский «Орфей» да наша «Классика», не много бы мы, живя в России, услышали, особенно в последние годы. Теперь, я надеюсь, будем слышать чаще и больше...

(Только что мне сообщили, что вот и НТВ, нарушив запланированный график передач, откликнулось на трагическое событие. И при этом — утешительную новость: Рихтер умер внезапно, казалось, на пути к выздоровлению. Значит провидение все-таки подарило ему напоследок надежду?)

А жизнь продолжается. Она всегда продолжается и этим одним уже сильнее, чем смерть. Она продолжалась, когда не стало Бетховена... и Баха!... Шопена, Рахманинова, не так давно Шостаковича... теперь вот Рихтер. И когда мы окончательно выйдем из тени смерти, зажженный им Купол будет светить, возможно, даже ярче, и даже большему числу людей, чем сегодня. Ибо давно известно, что

... возвышает до небес героя

            Лишь смерть,

 Триумф венчает лишь она.

Это ничего, что строки эти изначально написаны о великих первопроходцах: Роберте Скотте, Руале Амундсене... Рихтер из их числа; ведь он заново открыл для нас столько стран — вот еще несколько из неназванных мною: Шуман, Дебюсси, Равель, Мусоргский, Скрябин... — необъятный духовный континент!

                            ЗЛО,

Если ты хочешь безраздельно править миром,

               Сперва заставь молчать

                           Рояль.

                     Но все равно:

                  Разрозненные звуки,

         Столетьями витавшие в эфире,

             Наконец найдут друг друга,

         И над поруганной землей, роясь,

    Сомкнутся тучи, похожие на дождевые,

 И выйдут люди из лесов — сгрудятся молча

                   В предчувствии

                  Непостижимого,

                И задрожит земля!

               Но загремит не гром,

          Не град, не ливень хлынет —

  Рояль — Мессия, словно Глас Небесный! —

       И это будет твой последний час.

1-2 августа 1997

ВОЗВРАЩЕНИЕ СВЯТОСЛАВА РИХТЕРА

Событие, о котором я пытаюсь рассказать, состоялось в пятницу, 9 апреля с.г., и миллионы телезрителей были тому свидетелями. С чего же начать?

Есть люди, в земное существование которых — даже если это не подлежащий сомнению факт — очень трудно поверить. Выдающийся французский писатель и философ Шюре называл их «Великими Посвященными», к числу которых относил, в первую очередь, основателей великих религий. А разве не Великими Посвященными были, к примеру, Леонардо да Винчи или почти столь же таинственный Рембрандт? А Бах, Моцарт, Бетховен? Или сверкнувшие подобно ослепительным небесным светилам Шуберт, Мендельсон и Шопен? В сущности, Посвященным является каждый подлинный гений, но можно спорить, к кому из них относится слово «великий». Для меня несомненно: и к Рихтеру!

Дело не только в его феноменальном таланте. В не меньшей мере — в загадочно-пленительном человеческом облике Рихтера — с юных лет до глубокой старости; а ведь это качество, по моим представлениям, даже среди гениев (или именно среди гениев?) нечастое. Наконец, сплошная легенда весь его земной путь, начиная с появления в Москве у Генриха Нейгауза. Многие годы Рихтер оставался легендой на Западе — это еще можно понять, но в конце пути легендой он стал и в России. Невозможно поверить: живя не где-нибудь в Чувашии или на Колыме — в Петербурге, я на протяжении по меньшей мере двух лет не мог толком выяснить: где же Рихтер? что с ним? И похоже... это никого не волновало! Наконец, случай свел меня с одной замечательной женщиной, замечательной хотя бы уже своей многолетней дружбой с Рихтером, — она знала: Рихтер далеко, одинок... умирает. Теперь он, наконец-то, вернулся...

   ... Я не прощаюсь, я еще вернусь,

Затопим печь, заварим чай покрепче;

 Изгонит музыки возвышенная речь

           Из комнат грусть —

     И пусть наступит вечер...

Я не стану рассказывать о содержании показанного 9 апреля видеофильма, тем более что это прекрасно сделал несколькими месяцами раньше в «Литературной газете» Л.Гаккель. Скажу только, что этот 2,5-часовой фильм французского режиссера, скрипача и писателя Брюно Монсенжона (автора целой серии фильмов о музыкантах и трехтомного труда, посвященного Гленну Гульду), сделан с огромной любовью и тактом и, видимо, в полном соответствии с замыслами уже неизлечимо больного 80-летнего Рихтера. Уму непостижимо, как удалось Монсенжону сшить из множества разнородных, подчас мало связанных, вроде бы, друг с другом разговорных, кино-, фото- и видеодокументальных лоскутков столь цельное и впечатляющее полотно! Не случайно, что именно ему доверил Рихтер издать книгу по материалам своих дневников и бесед — вот она, любезно предоставленная мне на несколько дней З.Б.Томашевской — около 500 страниц на... французском языке; возможно, когда-нибудь (в третьем тысячелетии) ее издадут и у нас, на русском... (так и случилось).

Но странное дело: непостижимость личности Рихтера словно наложила какой-то фатальный отпечаток и на многое, что связано с фильмом о нем. Начать с названия. У нас оно прозвучало как «Рихтер непокоренный». Но в первоначальном варианте это — «Richter. L'Insoumis», буквально «Рихтер непокорный». Можно не сомневаться, что если название было согласовано с Рихтером, и он не возражал против эпитета L'Insoumis, то уж всяко имел в виду не это претенциозное и вдобавок неточное «непокоренный». Далее. Существует английская версия фильма, и там он почему-то назван «Richter. The Enigma». У нас enigma перевели прямо-таки по-детски: «загадка»; хотя по сути намного точнее — «тайна». (На мой вкус «Рихтер. Тайна», а еще лучше «Рихтер непостижимый» даже удачнее, чем «Рихтер непокорный», что скажете?). Но, спрашивается, каким образом L'Insoumis трансформировалось в The Enigma? По