Родион Малиновский - Солдаты России

Когда прибыла 64-я пехотная дивизия и пошла в предбоевых порядках вперед, поле уже было сплошь усеяно трупами русских солдат. Повсюду виднелись новые зеленые вещевые мешки убитых, издали казавшиеся кочками на огромном болоте. Об этом побоище рассказывали чудом оставшиеся в живых, которых приняли в свои ряды елисаветградцы (они как раз наступали вслед за погибшим Алексеевским наследника цесаревича пехотным полком).

Солдаты 64-й пехотной дивизии были уже старые, видавшие виды вояки. Их так безрассудно не погонишь на смерть. Но все же наступать надо — приказ. Где-то в районе Сопоцкина и Липска немцы вторично окружили 20-й армейский корпус — следовало его выручить.

Наступали долго и упорно, прокладывая себе грудью путь вперед; артиллерия помогала очень слабо. Особенно трудно было преодолевать открытые болотистые пространства, хорошо простреливаемые немецкими пулеметами. Одно средство оставалось солдату, чтобы не быть скошенным огнем: искусно ползти вперед, а кое-где пользоваться короткими перебежками — бросок вперед — и камнем падай, пока враг не успел прошить тебя короткой пулеметной очередью.

Примерно через неделю Липск, господствовавший над всей окружающей местностью, был взят. Прилегающие высоты также оказались в руках русских. Но было уже поздно: остатки 20-го корпуса, доведенные до последней крайности изнеможения, сдались, и немцы поспешно уводили их в тыл, ибо сами вынуждены были отступать.

...Все чаще и чаще попадаются серые пепелища. Кучами лежат обгорелые винтовочные стволы со скрюченными штыками, а все деревянное — приклады и ствольные накладки — сгорело. Артиллерийские упряжки, вероятно, на полном скаку влетели в болото — виднеются только головы лошадей, их гривы, спины... В глазах мертвых животных застыл ужас. Из болота торчат верхушки лафетов и концы орудийных стволов. Металл покрыт инеем и припорошен снегом...

Было жутко смотреть на следы гибели 20-го русского армейского корпуса. Это производило на людей гнетущее впечатление. Жгла горечь поражения. Все шли угрюмые и молчаливые, шли вяло, в полном безразличии. Не тактические или стратегические просчеты командования огорчали солдат (в этом солдату трудно разобраться) — каждый по-человечески переживал гибель таких же, как он сам, безвестных сынов земли русской. А те, кто остался в живых и попал в плен, очевидно, шагают, подгоняемые палками конвоиров, шагают в неметчину, в неизвестность. Болит за них солдатская душа, и вина сверлит сердце каждого: дескать, не помог, не выручил товарища в беде...

С такими чувствами и думами шли в наступление солдаты 256-го Елисаветградского пехотного полка. Его ряды уже на две трети заполнили новые люди, мало осталось тех, кто принимал первый бой на Немане перед Друскениками.

Преодолев небольшое сопротивление противника в лесу по обе стороны шоссе Липск — Августов, полк миновал речку Лебедзянка и подошел к озерам в районе Саенок перед Августовом. Здесь он встретил уже организованное сопротивление немцев и дальше вперед пробиться не мог. Фронт установился по Августовскому каналу.

Недели через две, когда установившиеся было оттепели снова сменились морозами, почему-то опять началось отступление. В дивизии стали распускать слухи, будто бы почти все городские ловкачи, что за взятки устраивались в 255-й Аккерманский полк, сдались при удобном случае в плен и начальство отвело этот полк в глубокий тыл на переформирование. А так как он вместе с елисаветградцами составлял одну бригаду, теперь солдатам 256-го полка приходилось отдуваться за двоих.

Ведя арьергардные бои, полк отошел к Липску и остановился на ночлег прямо на голом поле. Мороз крепчал, и люди, свернувшись клубками, закутавшись в шинелишки и втянув головы в поднятые воротники, как-то ухитрялись заснуть. Ванюша, правда, вскакивал через каждые четверть часа и прыгал, чтобы хоть как-нибудь согреться — тулуп потеряли во время отступления, укрыться было нечем. Так же прыгал, согреваясь, Бильченко. И другие пулеметчики нет-нет да отбивали гопака.

Скоротав кое-как ночь, батальон двинулся дальше. Теперь это были главные силы полка. В арьергарде шел третий батальон. Вскоре участок был передан сибирским стрелкам, и 256-й полк вместе со своей дивизией передвинулся на север и занял оборону по восточному берегу озера Вигры. Правый фланг полка упирался в озеро Перты. Второй батальон расположился на перешейке от озера Перты до местечка Червоный фольварк, что против монастыря Вигры. Установилось затишье, хотя для развлечения немцы часто обстреливали из артиллерии русские окопы, беспокоя солдат батальона и пулеметчиков — их окопы тянулись по буграм западной окраины Магдаленово и высоты 152.3. Наступила пасха — в том году она была ранняя. Солдатам привезли посылки. Каждому досталось по куску кулича, по два крашеных яйца, по куску сала и колбасы — как-никак, а все-таки лакомство.

Повеяло теплыми ветрами весны, ярко засветило солнце, снег растаял. Земля раскисла, и грязь была страшная. Но понемногу подсыхало. Пулеметчики натаскали соломы в окопы, устроили добротные площадки для пулеметов и отрыли под бруствером небольшие блиндажи.

В Магдаленово доставали картофель и днем готовили в котелках картофельный суп, чтобы поесть горячего между ранним завтраком и поздним обедом. Кухня по утрам подвозила пищу еще затемно, а второй раз уже вечером (чтобы не попасть под вражеский огонь).

Наступила Ванюшина очередь готовить суп. Закипел котелок с картошкой. Ванюша поджарил на крышечке кусочки сала, опустил их в котелок — и суп готов. Но тут откуда ни возьмись появился полуротный восьмой роты и стал бить по лицу какого-то солдата. Ваня быстро затоптал огонь, прикрыл золу соломой, котелок спрятал под чехлом пулемета и вытянулся перед унтер-офицером.

— Ты что тут, размазня, торчишь?

— Дежурю у пулемета, вашескородие.

— Ну так смотри в оба, а не рот разевай, туды твою мать. — И их благородие покрутило кулаком у самого носа Ванюши.

Этот офицер недавно прибыл с маршевой ротой и еще не знал, что за такое обращение с солдатами он быстро заработает себе пулю в спину.

Все же Ванюше удалось накормить пулеметчиков супом, и они пошли отдыхать за сарай — там был глубокий погреб. Ванюша остался дежурить у пулемета вместе с Анатолием. Анатолий бодрствовал, а Ванюша вскоре крепко заснул. Вот и сон снится: все та же война, идет сильный бой, рвутся снаряды, рвутся прямо рядом.

Сильный взрыв — и Ванюша просыпается.

Озираясь кругом, он никого не видит в окопах. Рядом валяются окровавленные бинты, все засыпано землей. Ванюша сбрасывает комки земли со своей шинели, сгребает землю с пулемета, вытряхивает чехлы. Почему же никого нет? Только невдалеке, на тропинке, лежат два убитых солдата восьмой роты. Кругом тихо. Но вот идут, озираясь, пулеметчики. Душенко кричит: