Екатерина Мещерская - Жизнь некрасивой женщины

Последнее время он стал подозрителен, проверял в передней на вешалке пальто, узнавая, кто из нас дома. Иногда ему чудился в нашей комнате чужой голос, и тогда, найдя какой-нибудь пустячный предлог, он стучался к нам в дверь и, не дождавшись ответа, быстро распахивал ее настежь, заглядывая в комнату.

Видимо, терпение его истощалось. Он не пил, старался пораньше приходить домой. Часто подстораживал меня у дверей, провожал по улице, без конца предлагал деньги, боялся, что мы голодаем. Именно на этом мне и пришлось сыграть.

Обычно избегавшая встреч с Васильевым, я теперь сознательно их искала. В тот памятный вечер накануне бегства я сама пошла на кухню разогревать ужин.

Как и следовало ожидать, услышав мой разговор с теткой на кухне, Васильев немедленно пришел к нам. Он стал рассказывать о полетах, общих знакомых летчиках и звать меня с собой на аэродром.

Я, против обыкновения, оживленно поддерживала разговор и заметила, что Васильев был этим приятно удивлен.

— А ты завтра летаешь? — спросила я, когда тетка вышла из кухни.

— Да. А что? — живо спросил он.

— Знаешь, — сказала я, — как надоели мне уроки, как я устала, как хотелось бы по старой памяти поехать куда-нибудь пообедать.

— Да что ты! — радостно воскликнул Васильев. — Я ушам своим не верю! Конечно, завтра же пойдем. У вас, наверное, денег нет. Я вижу, что вы каждый день жарите одну картошку. — И он полез за бумажником.

— Что ты! Что ты! — искренно испугалась я. — Деньги у нас есть.

— Знаешь что?.. Едем ужинать сейчас! Едем! — Он уже тянул меня с ожесточением за рукав.

— Ни в коем случае. — Сердце мое отбивало отчаянные удары: вдруг не сумею удержать его на нужной точке, вдруг вспыхнет, начнет все вокруг крушить?.. — Ника, — как можно спокойнее сказала я, — сегодня никак не могу. У меня еще несколько страниц перевода на завтрашний день…

— К черту переводы! Едем!

— Если ты будешь продолжать тянуть меня за рукав, то разорвешь платье. Вообще, изволь уважать меня, мою свободу, если я сказала завтра, значит, завтра. Имей терпение и жди.

— Ах, Курчонок, ушам своим не верю! Как я рад! — говорил Васильев. — Давно тебе пора кончить идиотскую жизнь какой-то бедной, нищей учительницы!

— Ты не понял меня, — перебила я его, — не думай, что я к тебе возвращаюсь, прошу тебя, не думай этого. Всего-навсего захотелось пойти с тобой завтра пообедать. А для этого по окончании полетов никуда не ходи, а сиди и жди меня на аэродроме. Жди, пока я не приеду.

— А почему мне самому не приехать за тобой сюда? — Лицо Васильева было полно недоумения.

— Потому что, — я понизила голос до шепота, — я не хочу, чтобы мама и тетя об этом знали…

Этот довод вполне убедил Васильева, и он обещал ждать меня около аэродрома.

День бегства с Поварской был настоящим сумасшествием. Несмотря на огромный грузовик, присланный Евгением Николаевичем, стало совершенно ясно, что он не вместит всего сразу, и вещи пришлось разделить на два рейса. Грузить вещи во второй рейс мы начали уже в пять часов, когда стало смеркаться. Могла ли я верить слову Васильева, верить этому взбалмошному, неуравновешенному человеку?.. Истощится его терпение, надоест ждать и примчится сюда — что тогда?.. От этой мысли кровь застывала в жилах, а сумерки все сгущались, и казалось, не будет конца этой погрузке.

Мама и здесь нашла место для драматической инсценировки. Она села рядом с шофером, поставив себе на колени большую фарфоровую группу: двух амуров. У одного (изображавшего слепую любовь) спала с глаз повязка, и, увидев, какое недостойное сердце любил, он хочет растоптать его ногой. Но второй амур (бог любви) останавливает его.

— Мы прозрели, — важно сказала она, — и с нами отлетает из этого дома любовь… — Затем она перекрестилась и дала знак шоферу ехать.

Всю ночь мы расставляли вещи в новом жилище. Большим ореховым шкафом разделили комнату, и у нас получилась столовая — побольше и спаленка — поменьше.

Евгений Николаевич превзошел все ожидания. В комнате я нашла на стене незаметный электрический звонок.

— Если вдруг неожиданно вас найдет Васильев и будет ломиться, — сказал Евгений Николаевич, — нажмите кнопку, и все рабочие электростанции прибегут на помощь. Рабочие уже мною предупреждены. А вот здесь, в правом ящике, — продолжал мой великодушный друг, подойдя к письменному столу, — вы найдете книжечку с талонами на обед на целый месяц. Столовая-ресторан здесь же в доме. Я хочу хотя бы на первое время избавить вас от хождения по магазинам и готовки. Вам надо отдохнуть хотя бы месяц. Здесь же всегда будет лежать дежурная сумма денег, если таковые вам понадобятся и если вам не хватит своих. Не благодарите меня, ведь я забочусь о моей переводчице, о моем педагоге, с которым, так или иначе, мне надо расплачиваться. Если вы сегодня возьмете у меня вперед, то завтра же расплатитесь со мной своим трудом.

— Нет, это подлинный рыцарь! — говорила мама, укладываясь спать на новом месте. — Глядя на такого человека, хочется верить во все хорошее и светлое!

А я в эту ночь тихонько плакала, скрывая от мамы слезы, друзья моего детства, мои самые любимые, большие, в рост двухгодовалого ребенка, куклы — синеглазая шатенка Маннет, подарок мамы, и черноглазая, с двумя толстыми белокурыми косами Маргарита, подарок крестной Александры Александровны Милорадович, — были забыты на Поварской!

Я плакала, уткнувшись лицом в подушки… и почувствовала в душе знакомое волнение. Что-то оборвалось и отлетело. Это невидимая рука перевернула еще одну страницу моей жизни…

33

С утра до ночи я занималась переводами. Среди дня ходила с мамой обедать в шикарную столовую Наркомпроса. В перерыве, устав от переводов, садилась за любимый «Бехштейн» и играла. Дышать воздухом выходила только поздно вечером, боясь попасться на глаза если не самому Васильеву, то кому-нибудь из его знакомых. День начинался Евгением Николаевичем и кончался им же. Согласитесь, это было более чем скучно!.. Вечерами мама, надев платок и закутавшись до неузнаваемости, пускалась в город. Она бывала у Пряников, где виделась с теткой, и заходила к другим знакомым.

Тетка рассказала следующее: в день нашего бегства она ночевала у Красовских и утром вместе с Никитой пришла на Поварскую.

Двери квартиры оказались опечатанными милицией, и после вызова последней тетка в присутствии домоуправляющего и участкового смогла войти в квартиру. Ужасное зрелище представилось ее глазам.

Прождав меня напрасно на аэродроме до позднего вечера, Васильев вернулся домой, обнаружил наше исчезновение и прочел мою записку, в которой я просила у него извинения за вынужденную ложь и просила также не искать меня и оставить в покое.