Владимир Набоков - Из переписки Владимира Набокова и Эдмонда Уилсона

Несколько месяцев назад Алданов (в таких делах он ведет себя безукоризненно) надоумил меня обратиться в фонд Форда в связи с публикацией моего большого русского романа «Дар» (в книжном издании роман до сих пор еще не выходил), и, к моему изумлению, фонд приобрел на эту книгу права.

Как обычно, я чертовски занят, но в Кембридже, надеюсь, у меня выдастся время для некоторых приятных трудов, в частности, для романа (по-английски), который я пальпирую в уме уже второй год.

Напиши же мне хоть несколько слов.

Вера и я шлем Елене и тебе наши наилучшие пожелания и приветы.

В.

__________________________

Уэллфлит, Кейп-Код

Массачусетс

18 января 1952

Дорогой Володя,

я от всей души рекомендовал тебя Гуггенхайму, но лучше было бы предложить им что-нибудь другое: жаль, по-моему, тратить столько времени на «Онегина», тебе ведь надо писать собственные книги.

Описание дуэли в английском издании «Трех мыслителей», которое вот-вот выйдет, я исправил, тем не менее совершенно ясно, что, по мысли Пушкина, Онегин воспользовался рассеянностью Ленского.

Жизнь мы ведем здесь очень однообразную, но довольно приятную и деятельную. Я работаю над огромной книгой, в которую войдут девяносто две статьи, написанные еще в 20 и 30-е годы, и которая станет чем-то вроде литературных мемуаров. Завтра собираемся в Бостон в отпуск, который по той или иной причине все время откладывался. В конце месяца рассчитываем попасть в Нью-Йорк, где пробудем февраль и март. Мы очень рады, что вы переезжаете в Кембридж, обязательно там увидимся.

Теперь, после смерти Росса, никто не знает, что будет с «Нью-Йоркером». Боюсь, как бы журнал вместо того, чтобы начать новую жизнь, не рухнул окончательно.

Что ты думаешь о Колетт?{237} Я читаю ее впервые, и нравится она мне не слишком, а книги о Шери и вовсе вызывают отвращение. Я не излагал тебе свою теорию о роли решительного шага и пристального взгляда в русской литературе? Если нет, как-нибудь изложу.

Хотелось бы почитать рецензию Гарольда Николсона{238} на твою книгу. Ты, думаю, видел еще одну в «Нью-Йоркере».{239}

Всегда твой

ЭУ.

__________________________

24 января 1952

Дорогой Кролик,

спасибо за рекомендацию. «Е. О.» не займет у меня слишком много времени, и можно будет с легкостью сочетать перевод с другими литературными удовольствиями. Но преподавать мне надоело, надоело, надоело. До отъезда в Кембридж предстоит прочесть сто пятьдесят экзаменационных работ.

Не пропусти мой рассказ «Ланс» в одном из ближайших номеров «Нью-Йоркера». А в рассказе не пропусти место, где упоминаетесь ты и Елена.{240} В текст рассказа это упоминание внесено ради блеска муарового шелка, каковой эффект является истинным признаком гениальности, спаржей искусства, если ты понимаешь, что я имею в виду. Кэтрин Уайт, по причинам, которые будут тебе понятны, смутно догадалась, о ком идет речь, и высказалась против этой ссылки, но я не поддался. В этот маленький рассказ я вложил столько нервной энергии, что она эквивалентна полудюжине далеких раскатов грома.

Ты спрашиваешь меня, что я думаю о Колетт. C'est pour les gosses.[195] Второразрядная литература, из тех, что читают на пляже. Не о чем говорить.

Зато пристальный взгляд вызывает у меня пристальный же интерес. У тебя и в самом деле есть какие-то соображения на этот счет? Хочется узнать о них поподробнее.

Спасибо за статью Гарольда Николсона. У меня создалось впечатление, что причины его привередливого недовольства следует искать в области политики. Когда-то он был настроен очень просоветски, в былые времена повязывал даже красный галстук, и я слышал, что гувернантка из его «Каких-то людей» — это та самая старуха-англичанка, что одно время служила гувернанткой у моих младших сестер в Петербурге. Должен признаться, книга эта мне тогда очень понравилась, зато поздние его опусы никуда не годятся. Между прочим, — вот он, коронный удар Сирина! — Николсон, смешно сказать, перепутал в своих «Каких-то людях» петербургский музей «Эрмитаж» с московским рестораном «Эрмитаж». <…>

Будь здоров.

В.

__________________________

9 Мейнард-плейс

Кембридж, Масс.

21 февраля 1952

Дорогой Кролик,

хорошо, что предупредил меня, что не будешь участвовать в этой унылой гоголевской истории.{241} Симмонс тоже мне написал, но на его письме стоял адрес Корнелла, и добиралось оно до меня целую неделю; получил я его уже после твоего письма, незадолго до энергичного телефонного звонка «Эрни» (как называет его Гарри),{242} которого мое молчание озадачило. Конечно, ты прав, и «это все пустое» (как заметили Татьяна Ларина и Фанни Прайс).{243} Я сказал ему по заснеженному телефонному проводу, что только в том случае, если они заплатят солидный гонорар, я готов рассмотреть, и т. д.

Ты так и не написал мне, прочитал ли «Ланс». Мне казалось, что я довольно удачно вплел в текст Уайтов и Уилсонов. Так мы поедем в Нью-Йорк встречаться с Шонами? Мне хочется спокойно поговорить с тобой эдак часа четыре с половиной за стаканчиком вина, после чего будем долго, подперев голову локтем, ужинать.

Здесь мы отлично проводим время. Дважды в неделю, стоя над пропастью, в которой сгрудилось не меньше пятисот студентов, мечу громы и молнии в Сервантеса и выкручиваю руки Достоевскому на занятиях по русской литературе.

Страшный опыт весны 1948 года, когда мне пришлось делать анализ мокроты и бронхоскопию, вновь, точно привидение, прокрался в мою жизнь после того, как на самом заурядном рентгеновском снимке у меня обнаружилась «тень за сердцем». Тень эта преследует меня больше десяти лет, и ее природу ни одному врачу по сей день постичь не удалось. «Тень за сердцем» — чем не название старомодного романа!

У нас прелестный, покосившийся от времени дом с массой bibelots и хорошей bibliothèque,[196] этот дом сдала нам прелестная лесбиянка Мей Сартон.

Наши с Верой самые теплые пожелания Елене и тебе.

В.

__________________________

Талкотвилл, Нью-Йорк

26 августа 1952

Дорогой Володя,

Принстон только что получил субсидию от одного из фондов-миллионеров и теперь имеет возможность приглашать оригинально мыслящих лекторов со стороны. Читаешь в общей сложности шесть лекций (или проводишь беседу — на выбор), одну лекцию в неделю, и больше от тебя ничего не требуется. Жить, правда, ты должен в Принстоне весь семестр и посещать, тоже раз в неделю, лекцию своего коллеги, что, по словам Марио Праца, — чистый садомазохизм. После лекции предполагается проводить дискуссии, в ходе которых ты будешь подвергаться нападкам со стороны «новых критиков» и недавно обращенных католиков. За все это ты получишь 5000 долларов. Я порекомендовал им пригласить тебя, Сирила Коннолли и Праза, а также целый ряд других людей; боюсь, однако, что они предпочтут позвать полуакадемических посредственностей, с которыми им проще иметь дело.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});