Переписка. Письма митрополита Анастасия И.С. Шмелеву - Антон Владимирович Карташев

а когда Павла Полиевктовна поехала к Вам на разведку, узнала только от консьержей, что Вы уехали в Ригу. И больше ни от кого, ничего. Мы ведь сидим дома – нынче не разгуляешься. Все скромно, но упорно дорожает, а наши получки все сжимаются… Во французском правительстве большая паника. Большевицкая демагогия приносит свои плоды. И золотой франк, и бюджет, и валюта – все летит к черту, которому поклонились. Сегодня уже официально заговорили о девальвации. Значит, цены вскочат якобы «номинально», но для нас – это будет горькая реальность. И как фон – напряженное беспокойство, мука ожидания все худшего… Вот если испанцы победят (дай им Бог!) «марксистов», то тут подожмут хвосты. Англия уже готова к этому290, а Франция все еще слепа291. Кстати, как будто и Сталин издыхает292. С концом его лопнет эта цепь, перемены заскачут галопом. Чего доброго, и без войны потрясется советская держава. В наших интуициях о сердце и душе России очень поддерживают Солоневичи293. Их газета читается всеми жадно. Яснее верится, что кошмар наносный, искусственный, что русские опять будут русскими, хотя сейчас холопство, лживость, пассивность и обезличение – увы! – реальны и, так сказать, «искренны».

«Возрождение» пока героически тянется сотрудниками. Говорят, Гукасов не отказывается от обещаний, что, «может быть», он еще и возобновит газету294. Но трезвые люди не верят. Вообще это «безгазетие» и «беспечатие» есть новая ступенька ослабения эмиграции. А тут наши балаганщики и репетиловы (из «Возрождения» и РЦО295) затеяли «общенациональное» чествование (5 октября) генерала Миллера по случаю 50-летия его службы в офицерских чинах!.. В ту минуту, когда бездарная канцелярская мертвечина в Русском воинском союзе докатилась до того, что Миллер «исключил из РОВС΄а Туркула и Фока»296, а с ними ушли все члены их кружка (Лукаш и др.). Около Миллера осталась только его канцелярия. И в эту минуту – чествование! Какое унижение серьёзности и трагичности белого движения! Вот Вам мерка политического разума русского Парижа! На радость и самооправдание и милюковским евреям, и федотовым с бердяевыми, и младо-россам, и возвращенцам. Так глупить позволительно югославским губернаторам, дальневосточным фашистам, берлинским бермонтовцам297, американским мужикам, но – казалось бы – не Парижу. Вот до чего докатились.

Все-таки наша судьба жить здесь. Хотя Вы и среди Руси (и я очень рад за Вас), но, боюсь, что при длительной жизни может вскрыться и 3-е издание этой Руси, и ее покалеченность ее «меньшинственностью». А Франция – все равно чужая, и отсюда мы живем видением Руси №1. Мое ощущение: Франция все время ходит по краю гражданской войны298, но от нее ее спасает укрепление престижа Италии, Германии, Японии и – даст Бог – Испании299. Этот новый «Священный союз», этот «мировой жандарм» самым своим существованием уже предостерегает и спасает глупую Францию от левой гибели.

Уже левые министры – превратились в Керенских, и Л. Жуо300, и Даладье301, и Дельбос302 – все принялись за главноуговаривание своих ими же взбунтованных рабов – рабочих.

Торрез303 пропал где-то в Москве304. Растерялись.

Осенью блюмово правительство полетит, но гражданской войны не будет305. Шкура у французов изнеженная, избаловались. Испанский урок тоже своеобразно пугает французскую массу.

Желаю Вам еще и еще набраться впечатлений и не переутомиться.

А жить – страшно, но Бог дает силы!

Павла Полиевктовна опять усиливается в своей черной хозяйственной работе, чтобы как-то «по-людски» прожить новую безденежную зиму.

Храни Вас Бог от печали чрезмерной.

Целуем Вас. До свидания. А. и П. Карташевы

P.S. Утро 13/26, суббота. Канун Воздвижения. Вчера вечером, пиша о девальвации франка306, не думал, что она в эти самые часы решалась в совете министров. Сегодня опубликовано. Биржа закрыта; на понедельник созваны палаты…

24. II. 37.

Boulogne/Seine

Очень я пожалел, дорогие Павла Полиевктовна и Антон Владимирович, что не захватили Вы меня дома. Редко я выхожу на́ люди, а тут было трудно не пойти на доклад А.И. Деникина307: он мне прислал приглашение, а дня за два до собрания на rue Daru был у меня (мне надо было посоветоваться с ним относительно поездки в Прагу, куда меня зовут национальные группы сказать о Пушкине в свете национальных устремлений 308). Вернулся я в 7 ½ часа. А утром в понедельник консьержка принесла мне Ваш гостинчик. Сердечно благодарю. Увы, не довелось и гостинчика вкусить: мне заливное заказано под угрозой быстрого возврата болезни. Отдал – для Ивика. Вчера, случайно, забежала Юлия Александровна – сказать, что Ив в среду ко мне не придет. С ним случилось тяжелое и – неясное по последствиям. Его в клубе, где он завтракает (это дешевые обеды французской интеллигенции), когда он играл в пинг-понг и полез в щель в полу достать мячик, укусила (или оцарапала?) крыса. Крысу убили, Ив выдавил из царапины или прокуса (очень незначительная точка!) кровь, но Юлия Александровна и сама, и по совету какой-то докторши (и правильно!) сегодня должна была пойти с Ивом в Пастеровский институт. Может быть, нужны прививки против столбняка или – бешенства (ведь хоть и маленькая доля опасности, а все же необходимо обезопаситься).

Я и вчера чувствовал себя плохо, слабость и легкая ломота в ногах – и пропал всякий аппетит, – а сегодня проснулся больным. T0 – 37,6 утром и вечером, в 5 часов – но слабость, хотя нет насморка, пока. Не знаю – что. Один, наведывалась консьержка, – удел горький русского самоизгнанника, писателя. Перемогусь, Бог даст, – надо мне дела привести в порядок, все не успел, – или уж скорей бы за ней, моей светлой. Моя тоска все ширится, и все для меня – темней. Надо, очевидно, и это перенести. То ли переносил наш мальчик?! Один, в подвале чеки, больной… Господи, вера падает, все во мне рушится. Никогда так остро-больно не ставил неразрешимые вопросы! Ставлю – а вера зыбка́, страшно.

Доброго Вам здоровья, милые, будьте благополучны, а главное – цените каждое мгновение неубитой невозвратимой разлукой жизни. Все можно вытерпеть, а когда в сердце нож, да все пусто в тебе и вокруг, – вот это – сверх сил. Ваш Ив. Шмелев.

[Приписка:] В Прагу поехать – отказался309: душа не может, неможет.

22. IV. 1937.

Дорогой Иван Сергеевич!

Написал несколько строчек инвалидам. Но не могу найти их адреса. Не посетуйте, что шлю Вам.