Валерий Перевозчиков - Ну здравствуй, это я!

Володя пришел с гитарой! В этом вопросе принцип у нас был такой: мы никогда не просили, чтобы он пел, но знали, если он приходит с гитарой, значит, собирается попеть. А если без гитары — значит, у него нет настроения. Не хочет — и не надо, и так приятно с ним общаться, без песен.

B.C.: Вообще надо сказать, что, если говорить о Москве, не так уж много и было у нас встреч с Володей и Мариной. Были эти два Новых года — наверное, в 1973-м и в 1974-м… Потом было несколько встреч у нас дома в Каретном ряду и у них в Матвеевском. А летом 1973 года мы встретились в Пицунде, в Доме творчества, и эта встреча была не случайной, мы точно знали, что они там будут.

Мы с Ингой отдыхали в этом месте пять лет подряд, и я почти уверен, что мы Володе об этом рассказывали. Может быть, это сыграло какую-то роль в том, что они с Мариной летом 1973 года оказались там. И вот это был особый период в наших отношениях — две-три недели близкого, практически ежедневного общения.

Когда мы приехали в Дом творчества, Володя с Мариной уже были там. Они приехали втроем, вместе с Севой Абдуловым, на французской машине Марины — «рено», по-моему.

И.О.: Нет, мы приехали раньше! Потому что потом была эта дурацкая история с посадкой за столы в столовой. Очень смешная.

B.C.: Да-да-да!.. Там была разница в какие-то считанные дни. В этом Доме творчества был такой порядок, который свято блюла его директриса — Гугулия Николаевна, помнится, ее звали. Она из бывших секретарей Гагринского райкома КПСС, а потом ее «направили» в этот Дом творчества — следить за идеологическим состоянием «гнилой интеллигенции», как грузинской, так и российской…

И.О.: Такая была «партийная» дама. Моего Витю она, правда, любила, по отношению к нам была довольно мила, но ко многим — очень даже жесткая…

B.C.: Там было устроено так: столовая, где все мы завтракали, обедали и ужинали, находилась в большом зале. Его дальний от входа торец упирался в раздвижную дверь, которая соединяла столовую с кинозалом. Эта дверь, как правило, была закрыта, и вдоль торца стояли столики, которые для Гугулии Николаевны были как бы места «для VIP'ob»: там сидели заслуженные, по ее мнению, люди. Там, например, обычно сидели Эльдар Рязанов, братья Шенгелая… Нас с Ингой Гугулия Николаевна обычно тоже сажала в этом ряду — вдвоем, никого к нам не подсаживала. В том году за соседним столом сидели Макарова и Герасимов — тоже вдвоем, дальше кто-то еще — столиков пять помещалось в этом торце.

А Володю с Мариной посадили в середине зала, на самом проходе, где официантки бегают, где рядом стоят стеллажи, куда складывают грязную посуду. Мы попросили директрису пересадить Володю с Мариной за наш столик, у нас два места оставались свободными — стол-то квадратный. Она сказала: «Нет-нет! Что подумают другие!.. Тут отдыхают такие люди, которым я отказала, которых я не сумела там посадить».

Кончилось тем, что мы сказали: «В таком случае можно нам пересесть к Володе и Марине?» — и ушли с этих «почетных» мест.

Так сложилось, что в этом Доме творчества мы очень много времени проводили впятером (наши две пары и Сева Абдулов), хотя рядом было много людей театра и кино, хорошо знакомых Володе. Трудно рассказывать о курортной жизни… В памяти осталось лишь несколько эпизодов.

И.О.: Однажды ночью он нас позвал к себе и читал нам поэму о своей первой поездке в Париж. Была Марина и мы вдвоем. Разговор возник сам собой — он вдруг позвал нас с Витей и сказал: «Я хочу почитать вам поэму».

B.C.: Володя и Марина уехали из Дома творчества раньше нас — до окончания срока путевки. В это время в Сочи пришел корабль Гарагули («Грузия»), они с Мариной на машине отправились в Сочи, там погрузили машину на корабль и…

И.О.: Нет, не так это было. Они съездили к Га-рагуле в Сочи и снова вернулись на Пицунду. Если ты помнишь, Марина тогда сказала, что это в первый и последний раз в жизни она в Грузии села за руль — все грузинские машины буквально не давали ей прохода: ее обгоняли и прижимали к обочине. Как же — блондинка за рулем! Она приехала в ужасе: «Я ездила по горным дорогам Франции, но такого в жизни не переживала…» Больше за руль в Грузии Марина не садилась.

А потом они с Володей поехали в Сухуми (корабль Гарагули шел до Сухуми или Батуми), погрузились с машиной к нему на борт и, наверное, поплыли обратно в Одессу.

В.С.: После Пицунды мы продолжали общаться в Москве. Несколько раз мы были у них на Малой Грузинской, несколько раз Володя с Мариной были у нас дома (не часто). Иногда Володя заезжал к нам как бы по пути:

— У меня полтора часа до спектакля, домой я не поеду, можно, я у вас посижу?..

Кстати, единственным случаем, когда мы присутствовали на многолюдном сборе, было так называемое «новоселье» на Малой Грузинской. Насколько я помню, Володя, приглашая нас, просто сказал, что соберутся друзья, но по сути дела это оказалось новоселье, хотя квартира уже была как-то обставлена. На вечер пришло много известных людей — у меня сохранилась коллективная фотография, по-моему, она много раз публиковалась. Было шумно и весело, Марина приготовила прекрасный стол с «западным», можно сказать, оттенком…

Был еще один, совершенно удивительный вечер в их квартире на Малой Грузинской, когда мы большую часть времени провели, слушая пластинку «Алиса в стране чудес». Не помню деталей… Мы, наверное, созванивались, поздравляли друг друга с Новым годом, и они — Марина с Володей — нас пригласили к себе на второе января. Просто посидеть, передохнуть после встречи Нового года.

Нас было четверо. Больше никого. Был такой, я бы сказал, «разгрузочный» ужин, потому что и они — «после Нового года», и мы. Все было очень хорошо, мило, по-семейному.

Гитару Володя не брал, просто разговаривали, Марина рассказывала о детях — видимо, до этого дня мы довольно долго не виделись, так что восполняли, что ли, событиями в жизни друг друга прошедший период. И вдруг Володя вытащил пластинку «Алиса в стране чудес»:

— Вот, недавно пластинка вышла — тут мои песни есть.

И мы стали говорить о Льюисе Кэрролле, об этой замечательной книге, о том, как трудно ее перевести — я, кстати, ее на русском не читал, а на английском, разумеется, еще в детстве, и потом — несколько раз. Потому что там совершенно дивный и удивительный язык. Книга вроде бы для детей, и написал ее Кэрролл для конкретной маленькой девочки, но там кладезь мудрости — житейской и… какой только там нет!

Володя просто спросил: «Хотите послушать?» Я, конечно, сказал: «Хочу». И мы внимательно прослушали обе пластинки, все четыре стороны — не отрываясь, только переворачивали пластинки, смеялись по ходу дела… За этим занятием у нас прошла большая часть вечера.