Генерал Пядусов - Юрий Борисович Рипенко

авиации, звено корректировщиков, артиллерийский полк, тяжелая батарея с большой дальностью стрельбы, аэростат и химбатальон. Начиная с первых дней февраля, Иван Миронович неоднократно обращался к командующему армией и командующему артиллерией фронта с просьбой об усилении группы АДД-67. По всей видимости, командование Ленинградским фронтом не могло в тот период усилить 67-ю армию необходимыми силами и средствами контрбатарейной борьбы.

Примечательно, что когда Пядусова уже не было в 67-й армии, произошло то, чего все опасались.

«Однажды “Мессершмитт-110” прилетел под прикрытием шести истребителей, – вспоминает Н. М. Лобанов, – затем появились еще шесть. Вступили в бой авиаторы на краснозвездных машинах. Ускользая от них, немецкий ас продолжал корректировку, сообщая данные расчету дальнобойной 240-мм пушки на железнодорожной установке, которая все точнее била по мосту. И вот из Шлиссельбурга передали, что разрушена одна из опор, а две металлические фермы пролета рухнули своими концами в воду. Были и жертвы. И хотя строители, не теряя ни минуты, отважно принялись за ремонт моста, выяснилось, что для этого потребуется около двух недель упорного труда»[218].

После произошедшего командующий фронтом Л. А. Говоров выделил необходимое усиление группе АДД-67.

«После усиления группы, – вспоминает Н. М. Лобанов, – и некоторого изменения ее состава (311-й полк был заменен 260-м) общая обстановка и на земле, и в воздухе резко изменилась в нашу пользу Особенно радовало нас то, что теперь мы могли срочно вызывать на защиту объекта самолеты, находившиеся в боевой готовности. Корректировщики противника стали вылетать гораздо реже; опасаясь, что не останутся безнаказанными, быстро уходили, когда надвигалась опасность. Значительно снизилась также интенсивность огня противника.

Высоководный мост вскоре восстановили, и движение поездов возобновилось.

Не забыть мне солнечного, безоблачного утра в середине апреля, когда с наблюдательных пунктов вдруг поступили тревожные вести: к объекту направляются 50 вражеских бомбардировщиков под прикрытием 20 истребителей. Целая армада!

Штаб принял оперативные меры. Мост был задымлен, в воздух поднят полк истребителей, предупреждены зенитные части и посты наблюдения в районе Шлиссельбурга. Вражеские самолеты вынуждены были резко изменить курс, а затем и повернуть вспять. Предпринятая гитлеровцами в конце апреля еще одна попытка разбомбить мост также закончилась безрезультатно»[219].

В 1960 году Иван Миронович, размышляя об операции «Искра», утверждал, что «лучше было нанести главный удар в полосе 55-й армии в направлении Мги. Оборона противника здесь была намного слабее, чем в “горловине” (полоса наступления 67-й армии. – Авт.). Главное, избежали бы таких бастионов, как 8-я ГЭС и Синявино. И не надо было сбрасывать со счетов чувствительность фашистов к окружению»[220]. Однако Иван Миронович тут же признает, что «выбор главного удара в направлении Мги требует всестороннего анализа. Достаточно ли было у нас сил и средств?»[221].

Интересно мнение Пядусова о командующем Ленинградским фронтом. «Говоров – великий накапливатель резервов. Большой педагог, непревзойденный организатор обороны и аптекарь наступательных боев»[222].

Следует отметить, что не все так безоблачно было в отношениях между Говоровым и Пядусовым. Иван Миронович пишет «о благожелательном отношении Говорова к нему, особенно после ознакомления его с состоянием обороны в полосе 23-й армии и заслушивания трех моих докладов о положении и состоянии артиллерии армии»[223].

И. М. Пядусов считает, что «положительное отношение командующего фронтом изменилось в худшую сторону после моего доклада, в котором я предлагал удар наносить не в полосе шириной 7–8 километров, а в полосе—12–15 километров, то есть чтобы удар был между Шлиссельбургом и 8-й ГЭС в направлении на Ивановку, тогда бы мы правым флангом выходили сразу на Никольское и Мгу. Говоров оборвал меня и с тех пор стал настороже относиться ко мне. Я уважал его, но он был очень щепетильным и верил только арифметическому измерению.

Дважды я высказывал ему свое мнение, каюсь и горжусь этим, хотя гордиться приходится в душе. Никто не знает о моих разговорах с ним»[224].

Нам неизвестно, почему И. М. Пядусов пишет, что прорывать оборону противника надо было на участке шириной 12–15 километров, а не 7–8 километров. В действительности 67-я армия прорывала оборону противника в полосе 13 километров. А если бы 67-я армия наступала в направлении Мги, это увеличивало бы расстояние до войск Волховского фронта и неизвестно, получилось бы прорвать блокаду. Ставка ВГК не усилила Ленинградский фронт, и Л. А. Говоров готовил операцию, рассчитывая только на свои силы и средства. Заметим, что 67-я армия была создана за счет внутренних резервов в октябре 1942 года. Разумеется, было бы совсем неплохо одновременно с операцией «Искра» провести операцию, направленную на разгром мгинско-синявинской группировки противника. Но тогда бы в полосе 67-й армии не было бы сосредоточено около 2000 артиллерийских орудий, а значительно меньше. Безусловно, командующий Ленинградским фронтом знал больше и видел дальше. С 10 по 23 февраля 1943 года 55-я армия Ленинградского фронта и 54-я армия Волховского фронта провели операцию по разгрому мгинско-синявинской группировки противника. Задачи, поставленные войскам Волховского и Ленинградского фронтов в директиве Ставки от 1 февраля, в целом оказались невыполненными. Но, оттянув на себя часть сил противника с мгинско-синявинского направления, войска 54-й и 55-й армий способствовали выполнению задания Ставки по ликвидации Городокского узла сопротивления противника[225].

При прорыве блокады Ленинграда артиллеристы 67-й армии получили первый опыт борьбы с новыми тяжелыми немецкими танками T-VI – типа «Тигр». Пытаясь отразить наше наступление, противник бросил в бой в районе Синявино несколько «тигров». Один из них был разбит огнем 122-мм пушки, а второй захвачен в исправном состоянии бойцами 67-й армии. В феврале 1943 года оба танка командование Ленинградского фронта отправило в Москву на выставку трофейного оружия; они послужили образцами для изучения. Это лишило противника внезапности применения новой танковой техники летом 1943 года на Курской дуге.

Следует отметить, что день 18 января 1943 года вошел в летопись легендарной Ленинградской эпопеи такой яркой страницей, какую не знала история войн. Около полуночи 18 января ленинградцы услышали весть с фронта, которую три раза повторило радио. И «тогда стало ясно, – писал Н. Тихонов, – что произошло долгожданное – блокада прорвана! Всю ночь в городе не спали, всю ночь играло радио, песни и музыка разносились в эфире.

Трудно человеку, не жившему в Ленинграде в дни блокады, понять чувства, переполнявшие сердца ленинградцев»[226]. Ленинград ликовал. Многие жители города вышли на улицу, поздравляли друг друга с одержанной победой. На заводах и фабриках состоялись стихийно возникшие митинги. В адрес фронтовиков поступали сотни писем, выражавших благодарность ленинградцев советским войнам. Трудящиеся города заявляли о своей решимости приумножать выпуск продукции во